показалась ему необычной. Он опять вспомнил, что в конце августа грозы редко случаются.
— Смотри-ка, ни одного грибочка! — заметила Лена. — Даже поганок не видно! А ведь еще совсем недавно тут рыжиков было полным-полно. Значит, Трясучка их с помощью колдовства вырастила! А если они какие-нибудь вредные… Даже ядовитые, может быть!
— Да мы их жарили уже и ели, — не согласился Петька. — Ты сама, кстати, тоже… Никто не заболел вроде бы.
— Ну да, — ехидно, но и как-то грустно пропищала Лена. — Только я в змею превратилась, Игорь — в дерево, а папа в больнице лежит…
— Но ведь дядя Федя от твоего укуса в больницу попал, а не оттого, что грибами отравился, — заметил Петька. — Да и к тебе с Игорем все эти превращения не от рыжиков пришли и не от подосиновиков!
— Все равно, — упрямо заявила змея, — они, эти грибы, могли облегчить бабке колдовство…
Тут снова ударил близкий гром, и Петька голову в плечи втянул, а Лена юркнула на дно сумки. Зайцев хорошо знал, что в грозу по лесу гулять опасно. Молния может в дерево попасть, и тому, кто будет рядом, мало не покажется. Конечно, неизвестно еще, что впереди ждет, там, у колодца в Мертвой деревне, но и просто погибнуть от удара молнии — дело невеселое.
Тем не менее Петька с Леной в сумке благополучно дошел до горки, за которой начиналась Мертвая деревня. Гроза как-то незаметно стихла, молнии перестали сверкать, дождь так и не пошел, но менее страшно от этого не стало. Потому что при грозе все-таки молнии сверкали и при этих вспышках можно было разглядеть, что впереди. А когда гроза кончилась, то темень стала совершенно непроглядной. На расстоянии вытянутой руки ничего не разглядишь. А о том, чтоб фонарик с собой взять, Петька впопыхах не побеспокоился. И спичек у него при себе не имелось, чтоб отломать какую-нибудь ветку и превратить в факел. Зайцев, конечно, только мысленно себя обругал, но Лена, у которой змеиный характер сохранялся, просипела:
— Придурок! Собрался ночью в лес, а фонарика не взял! Как мы теперь до места дойдем? А я ведь только по-человечески вижу! Было б змеиное, инфракрасное зрение — легче было бы.
— Надо все время вдоль ручья идти, — придумал Петька, — он журчит, и его хорошо слышно. Так и дойдем до колодца!
Конечно, ориентир был и впрямь неплохой, но все-таки несколько раз Петька чуть-чуть не впаялся лбом в ветки, а один раз оцарапал щеку о колючки. Но изб Мертвой деревни им пока не попадалось…
— А ты уверен, что мы к какому-нибудь другому ручью не вышли? — встревожилась Лена.
— Нет тут никакого другого ручья! — буркнул Петька, хотя вовсе не был в этом уверен. А после того, что от змеи услышал, и вовсе засомневался. Может, и впрямь он заблудился? Так и проплутает, пока полночь не пройдет… И сам пропадет, и другим не поможет!
Больно оцарапав лоб, Петька шел, вытянув руки вперед, как слепой. Руки нащупали ветку, Петька стал отодвигать с дороги ее и тут:
— Ф-р-р! — большущая птица, которая спала на этом дереве, с шумом вспорхнула и улетела, зловеще каркнув на прощание: — Кар-р! Кар-р!
Петька от неожиданности шарахнулся назад, споткнулся о какой-то корень, торчавший из земли, и, не удержавшись на ногах, шлепнулся навзничь. Головой, правда, не стукнулся, спину тоже не сильно ушиб, но напугался здорово. Лена, конечно, тоже шлепнулась на землю вместе с сумкой и испуганно пробормотала:
— Чур меня, чур!
Петька, почесываясь, поднялся на ноги, подобрал сумку и двинулся дальше, прислушиваясь к журчанию ручья — он был где-то слева от него. Миновал злополучное дерево, успокоился чуточку, и вдруг…
— Смотри! Там! — испуганно пропищала Лена, не только высунув голову из сумки, но и вообще вытянув шею сантиметров на двадцать — пальцев-то у нее не было, чтобы показать. Впрочем, она могла бы и не стараться. Петька и сам увидел, что впереди, метрах в двадцати от них, между деревьями возникло некое вытянутое белесое пятно, похожее не то на гриб, не то на огурец. Наверное, если бы дело было на реке или там на болоте и если еще луна светила бы, то Петька мог бы подумать, что это туман от воды поднимается и струится в лунном свете. Но, во-первых, никакой луны и даже звезд на небе не просматривалось — сплошные тучи, затянувшие небо перед грозой, а во-вторых, это самое «туманное пятно» появилось даже не над ручьем, а далеко в стороне от него, справа, где никакой воды вовсе не было.
— По-моему, это привидение,… — пролепетала змея Ленка, выскользнула из сумки, быстренько обвилась вокруг Петькиной руки, а затем переползла ему на плечо и намоталась на шею. Жуть как приятно такой леденящий галстучек заполучить!
— Мне страшно… — прошептала Лена, свесив хвост Петьке на грудь. А голова зубастая вообще рядом с его лицом оказалась.
— Ты это, — пробормотал Петька, — пасть закрой, пожалуйста, а то заденешь зубищами случайно! И шею не сдавливай, ладно? Опять же в тебе весу почти целый килограмм…
— Петечка, — не обращая внимания на замечания брата, спросила Лена, — ты креститься умеешь? Говорят, когда кажется, креститься надо, а чем я креститься буду? Языком?
Между тем белесое пятно то ли приблизилось, то ли стало намного ярче. Теперь уже ясно было, что оно само по себе излучает серебристо-голубой свет. Кроме того, расплывчатая овальная форма пятна заметно изменилась. В середине проявились какие-то еще не очень ясные контуры фигуры, похожей на человеческую, а по краю мерцало что-то вроде ореола. Ореол этот так и остался зыбким, зато фигура, окруженная им, виделась все четче с каждым мгновением. Уже через десяток секунд можно было различить голову, руки, какое-то длинное одеяние — не то монашескую рясу, не то просто холщовую рубаху до пят. А еще через несколько мгновений и черты лица проявились — глаза, нос, окладистая борода. Ничего злого или страшного в облике этой полупрозрачной фигуры не проглядывало, но все же… Привидение есть привидение! Тем более что оно не только все ярче и четче светилось, а еще и двигалось в сторону Петьки и Лены. Не шагало, не продиралось сквозь кусты, не трещало ветвями, а плавно и бесшумно, как облако, плыло по воздуху.
Петька, конечно, с удовольствием припустил бы отсюда что есть духу — насчет привидений Трясучка ничего не обещала, только о скелетах из могил упоминала, — но все же Петька помнил: побежишь — растерзают. Лена тоже, наверно, могла бы соскользнуть в траву и уползти куда-нибудь, но боялась. Между тем призрак, хоть и перемещался он довольно медленно, через пару минут оказался совсем рядом. Вот тут Петька с Леной и услышали его низкий, будто колокол, голос:
— Не бойтесь меня! Я — щур Путята, ваш давний предок. И хотя ты, девица, не ведала, кого зовешь, когда сказала: «Чур меня!», я пришел, ибо и ты, и брат твой, и двоюродный брат, и все семейство ваше в большой беде оказалось…
— Ой, господин Путята, — пропищала Лена, — вы не можете меня расколдовать поскорее? Так надоело ползать!
— Нет, — призрак покачал своей прозрачной головой, — не в моей это воле, девушка! Сие токмо твоему брату подвластно, да и то ежели он не оплошает и всю правду знать будет…
— А Трясучка мне правду говорила? — решился спросить Петька.
— Правду, да не всю! — призрак покачал головой. — Ступайте за мной к колодцу, я вам дорогу освещать буду.
Действительно, двигаться следом за щуром было даже удобнее, чем при свете фонаря. Он излучал такое яркое сияние, что освещал местность в радиусе двадцати метров, не меньше. Не слабее ртутной лампы, наверно! Петька с Леной — она так и не сползла с его шеи! — почти сразу же разглядели, что находятся совсем рядом с крайними избами Мертвой деревни. Потом двинулись вдоль ручья по бывшей улице, миновали шесть пар изб, стоявших напротив друг друга. Слева сияние щура высветило тринадцатую избу, непарную, а справа — знакомый бугорок с колодцем, из которого струился ручеек.
Петька почти сразу же заметил довольно высокое, хотя и явно молодое деревце, которого раньше не
