— Пошли они с утра за грибами. А как возвращаться стали, свернули с просеки в сторону болота. Дескать, глянем одним глазком, что это за болото такое. Удумали, видишь ли, что ежели по краешку пройти, то ничего страшного не будет. А болото — оно хитрое! Оно ведь заманивает к себе.
— Как это? — удивился Вовка.
— А так. Когда они уже возле самого болота шли, стали им попадаться белые грибы. Много! У них и по четверти корзинки до того не было, а тут — один за одним, да такие ядреные, крепкие, ни одного червивого или гнилого. За одним нагнутся — и тут же второй увидят. Пойдут за вторым — а вот и третий! А дальше сразу гнездо из трех-четырех грибов замаячит. Азарт нашел на девок. Так и не заметили, как зашли за край болота. Это ведь не граница государственная, там столбов с гербами нету. И топь там не сразу начинается и не сплошняком. Сперва много места сухого, островки такие, с деревьями, кочки. На этих-то кочках-островках они грибы и находили. По полной корзине с верхом набрали, присели на одном островке отдохнуть, перекусили, а потом решили обратно идти. И что же? Куда ни сунутся — всюду топко. Понимаешь? На островок-то зашли как-то, а обратно не уйти, не получается! Белым днем, еще и за полдень не перевалило. И вроде бы помнят, с какой стороны туда проходили, а только ногу на мох поставят — она в топь уходит.
— И как же они оттуда выбрались? — спросила Агата.
— Случай помог. Они уж часов пять там, на островке сидели, как вдруг вертолет пожарный появился. Тогда у них, лесных пожарников, еще деньги были, чтоб вертолеты гонять. Мама ваша с Люськой заорали, руками замахали, хотя не больно верили, что вертолет их заметит. Однако же заметил, опустился, с него на тросе десантник съехал и поднял обеих дур в кабину. А потом вертолет долетел до нашей Маланьиной Горки, приземлился на выгоне и высадил, а потом улетел. Когда мы с Нюшей про ихние похождения узнали, то крепко их поругали. Ну да они и сами с той поры к болоту — ни ногой.
— Да уж, — вздохнула Анна Михайловна, — чудом девки спаслись. Сколько народу на этом болоте пропало! А таких, чтоб выбрались оттуда, — по пальцам перечесть можно.
— Я тогда хотел вертолетчика этого найти, — припомнил прадедушка, — на работу написать, чтоб его к награде представили. Ленка-то, мама ваша, толком и не спросила, как зовут. Пытался через лесничество выяснить, а там говорят, что, по ихним данным, вертолеты в этом районе полетов не производили… Так и остался этот летчик без награды. Небось поскромничал, побоялся, что накажут за то, что садился в неположенном месте.
— Нам про это мама не рассказывала… — вскинул брови Вовка.
— Пугать не хотела, — усмехнулся Константин Макарыч, — а то бы вы забоялись и вовсе к нам не поехали.
— Уж лучше бы не поехали, — буркнула Агата. — У вас так все страшно — знала бы, в Москве бы осталась.
— Ничего у нас страшного нету, — нахмурилась прабабушка. — Если душа у тебя чистая, если зла ни на кого не держишь, если жадность тебя не одолевает — бояться нечего. Особенно днем, при божьем свете. То, что вас ночью на дороге летунчики напугали, — так это не беда. Они пешим страшны, особенно если кто без креста в душе. А на машине, ежели не останавливаться, — вреда не бывает.
— Что-то много их вчера налетело, — покачал головой старик. — Никогда столько не видывал! Перед самым мостиком облепили… Да еще почти что в полночь!
— Сам виноват! — строго произнесла Анна Михайловна. — Говорила ведь: напиши Ленке, чтоб не сажала детей на поезд, который ночью приходит. Есть ведь другой, поутру останавливается.
— Я думал, она сама догадается… — виновато поскреб бороду прадед.
— А она, вишь, не догадалась. Слетели бы вот с моста, как Васька-тракторист, — и поминай, как звали.
— Ладно ворчать-то, — усмехнулся Константин Макарович, — все хорошо получилось. А что летунчики пуганули — так и это очень даже хорошо. По крайности, теперь ребята куда не надо не полезут и по вечерам дома сидеть будут.
Агата только горестно вздохнула. Вовка сразу догадался, что она прощается со своими мечтами сходить на дискотеку.
— Что носы повесили? — ободряюще произнес прадедушка. — Думаете, тут скучно будет? Ничего подробного. Не соскучитесь. Речка есть — совсем недалеко, под горкой. Вода уже теплая — купаться можно. Ребята к бабкам-дедкам в деревню приедут — человек пять-шесть наберется. Велосипед у меня старый в сарае лежит. Ежели с руками и сумеете починить — валяйте, катайтесь! Днем летунчики не кажутся. Можете и в Чертогоново съездить. Там в клубе кино показывают. На взрослое вас все равно не пустят, а детское в пять начинается и в семь кончается. На велосипеде оттуда ехать не больше получаса, так что до десяти, если дурить не будете, вполне можно успеть. В лес покамест ходить незачем, опять же в ольховниках и березняках клеща много. Если вопьется, надо будет прививку от энцефалита делать. Потом, через пару недель, и клещи уймутся, и, возможно, ягоды пойдут, потом грибы…
— Ну а ежели отдыхать устанете, — заметила прабабушка не без легкого ехидства, — так можно и по хозяйству немного помочь. Огород полоть и поливать, картошку окучивать, сено сгребать. Может, дедушка вас и косить научит…
— Да-а… — вырвалось у Агаты, которой очень хотелось сказать, что она сюда приехала вовсе не для того, чтоб сельхозработами заниматься. Но все-таки она свое возмущение оставила при себе.
— Сегодня, по первости, я вас сам на речку сопроводить могу, — продолжил Константин Макарович. — Покажу место, где купаться можно и где рыбу ловить, если желаете. А потом будете сами ходить. Утром, если не очень закаленные, — лучше в воду не лезть. После ночи вода студеная. Днем и под вечер ходите — тогда окунаться приятнее.
Глава IV
РЕЧКА ЧЕСТНАЯ
Когда завтрак закончился, Константин Макарович повел правнуков на «ознакомительную экскурсию». Это Агата так сказала, Вовке бы сразу и не выговорить.
Ночью, когда проезжали, Куковкины ничего рассмотреть не сумели, хотя было не так уж и темно. Вовка — тот вообще еще в машине заснул, и его Константин Макарович до дивана на руках донес, а у Агаты, по ее собственным словам, глаза все время закрывались, и она еле-еле до постели доплелась.
Так что теперь москвичи с интересом вертели головами по сторонам, приглядываясь к незнакомому пейзажу.
Деревня была совсем небольшой — дворов двадцать или даже меньше. К тому же далеко не во всех домах жили люди. Те, что пустовали, стояли с заколоченными окнами и дверями, покосившимися заборами, огороды у них заросли крапивой и прочим бурьяном. Когда-то, наверно, дома эти были очень крепкими, ведь срубили их из толстенных бревен, которые Вовке даже двумя руками не обхватить. Но, как видно, за долгие годы всякие там силы природы, то есть сырость и разные жуки-червяки, здорово источили эти бревна, и заброшенные дома заметно накренились. Тесовые крыши на них тоже погнили и заросли какими-то мхами и лишайниками, а кое-где на этих крышах даже трава росла. Другие дома выглядели немногим лучше, но в них кто-то обитал, потому что досок на окнах и дверях там не было, а на огородах росла картошка, стояли полиэтиленовые теплички для огурцов и помидоров, а кое-где даже какие-то ягодные кустики просматривались. Правда, еще без ягод. А вот деревьев плодовых, таких, как под Москвой, на даче у бабушки Нины или в деревне у папиных родителей, тут не было вовсе. Ни яблонь, ни вишен, ни слив.
Дом прадедушки Константина смотрелся поновее других. Поверх бревен его покрывал пригнанный тес, выкрашенный желтой краской, оконные рамы были побелены, а крыша покрыта шифером. Во дворе у старика от калитки до крыльца вела дорожка из толстых досок. И еще у старика имелся водопровод. В колодец, укрытый под бревенчатой надстройкой, был опущен на специальном плотике насос, который через шланги и металлические трубки подавал воду прямо на терраску прадедушкиного дома, в жестяной бак старинного умывальника. Вовка, когда умывался утром, сразу подумал, что этот умывальник ужас как похож
