язык бы отсох. И где, черт возьми, Настя?!
Вспомнив о жене, Артем еще более усугубил свое, прямо скажем, плачевное состояние. Ему стало совсем худо. Не физически (куда уже хуже?), а морально. От одного предположения, что его беременная супруга тоже может находиться в подобном положении – со связанными руками или взаперти, – он едва не взвыл. Это же какой стресс! О более страшном Стрельцов старался и не думать. Еще где-то на задворках сознания бродила глупая мысль о том, что, если Настя не вернулась домой вовремя, то Чапа обгадила полквартиры, но размышления о нелегкой собачьей доле Артем отгонял. Не до собаки, узнать бы, что с женой.
Только бы с ней все было в порядке! Пусть его на части режут, опыты бесчеловечные ставят, почки вынимают и по кускам продают, лишь бы ей не угрожала опасность. Господи, только бы с Настей ничего не случилось! Артема так проняло, что к горлу подкатил противный колючий ком, желудок содрогнулся в конвульсиях и исторг содержимое непосредственно на ситцевую занавеску. И до того небезупречная в плане чистоты деталь интерьера превратилась…в тряпку, которую не то что трогать – разглядывать стало омерзительно.
Легче не стало, но вместе с желудком слегка прочистились мозги. По крайней мере, показалось, что высшая нервная деятельность активизировалась. Артем срочно занялся обдумыванием планов побега из негостеприимного дачного домика, одновременно старясь сохранить равновесие путем балансирования возле окна. Упасть мордой в заблеванную шторку было бы…неприлично. А падать мешком на спину после того, как приложено столько усилий для подъема…чудовищно обидно.
Очевидно, балансирование отнимало слишком много энергии и для серого вещества ее катастрофически не хватало – планы освобождения получались убогими, куцыми и фантастическими. Самыми реалистичными выглядели намерение вышибить головой дверь (и плевать на то, что она может быть заперта, а за порогом притаился десяток вооруженных до зубов головорезов) и желание разбить окно и осколками разрезать веревки (такие детали, как хороший слух предполагаемых головорезов и недостаток акробатических навыков для разрезания веревок за спиной, во внимание не принимались). Прочие задумки колебались в диапазоне от абсолютно безумных до идиотических, вроде поэтапного разгрызания веревочных пут на руках и ногах и выпрыгивания в злосчастное окно. Иные идеи воспаленные похмельные мозги не посещали.
Справедливости ради, стоит отметить, что времени для долгих и продуктивных размышлений дачному узнику не предоставили. Едва он решил предпринять попытку выйти, прикинул пару оптимальных маршрутов 'допрыгивания' или 'доползновения' до порога, как дверь распахнулась, и в импровизированную тюрьму заглянул шкафоподобный мужик, про таких говорят – мордоворот. Одет он был в курортном духе: белые шорты, майка и сланцы. Короткую мощную шею змеей обвивала толстая цепь из желтого – понятно какого – металла. Поневоле вспоминались нетленные строчки Александра Сергеевича '…златая цепь на дубе том…'. Если бы Стрельцов читал произведения знаменитого итальянского криминалиста Ламброзо, то он, несомненно, отнес бы 'дуба' к категории людей, склонных к совершению антиобщественных поступков и преступлений. Признаки налицо: приплюснутый скошенный череп, низкие надбровные дуги, тяжелая челюсть, узко посаженные глаза. А если добавить кривую зловещую ухмылку, спортивную стрижку и взгляд 'хозяина жизни', то ошибка исключалась – в гости заглянул типичный 'браток'. И, учитывая ситуацию, совсем не анекдотичный. Артем трудами классиков криминалистики не увлекался, но, будучи человеком опытным, сразу понял, что за фрукт перед ним. Даже в заторможенном и проспиртованном состоянии для него не составило труда сопоставить явление мордоворота со связанными руками. Несомненно, 'браток' причастен к дачному плену. Тем более его довольная щекастая ряха навевала какие-то смутные воспоминания.
– Проснулся, родимый? – доброжелательно поинтересовался мордоворот.- А то, думаю, кто шумит?
– Ты кто такой?- в противовес не слишком вежливо ответил 'родимый'.
– Я твоя сиделка.
– Кто?!
– Глухой что ли?- заботливо осведомился 'курортник'.
Выслушивать ласковые речи типичного бандита под аккомпанемент головной боли, попутно стараясь сохранить равновесие – подобное испытание оказалось Стрельцову не по зубам. Нервы его не выдержали, и он заорал:
– Сам ты глухой! Что это за долбанная дача и какого хрена мне руки связали?! И где моя жена?! Что тут, вообще, к чертовой матери, происходит?!
– О, базлает…- удивился мордоворот.
– Что тут происходит?!! – видя, что его крики пропадают втуне, снова возопил Артем.
На сей раз дошло. Шкаф раздвинул пасть в оскале еще шире и радостно сообщил:
– Не волнуйся, родимый, все в ажуре. Жена твоя в надежном месте. И если ты косорезить не будешь, а паинькой сделаешь то, что просят, то вернется домой в целости, ха-ха, и сохранности. В полной комплектации. Так же, как и ты. А что происходит, тебе чуть позже растолкуют…люди.
– Чего?!
– Про жену, говорю, правильно спрашиваешь…
Стрельцов воззрился на 'братка' с таким видом, словно тот только что в общественном привокзальном туалете провозгласил начало второй части Марлезонского балета. Мордоворот уразумел, что имеется некоторое недопонимание, и заверил:
– Ща догонишь.
– Я…-начал Артем, но собеседник с удивительным для его комплекции проворством выскочил за дверь.
И почти сразу – через полминуты – вернулся.
– На, слушай! – 'браток' приставил к уху пленника трубку сотового телефона.
– …Артем, алло…Артем, меня какие-то люди держат! – зазвенел в трубке встревоженный голос супруги.
– Алло, Настя! Не волнуйся, алло!…- заблажил Стрельцов, но из телефона уже раздавались тревожные короткие гудки.
– Хватит, хорошего помаленьку. Будешь правильно себя вести, родимый, еще дам позвонить.
Словно ушат ледяной колодезной воды вылился на Артема. Он взъярился.
– Твари!! Ублюдки! Если с Настей что-нибудь случится, хоть волосок упадет с ее…хоть пальцем… то я…не знаю, что с тобой сделаю! Я тебя…
Мордоворот поморщился, шагнул поближе и резко ударил Стрельцова под дых.
– Не ори!
Удар взбодрил и встряхнул. Артем согнулся дугой – насколько позволяли веревки – и рухнул мордой в пол. А заодно в ошметки вчерашнего ужина, стекшие с занавески. Такого испытания впечатлительная натура Стрельцова не выдержала, и его вторично стошнило.
– Как тебя разобрало-то,- сочувственно покачал головой 'браток'. Он наткнулся взглядом на окончательно испорченный кусок ситца на окне и удивился:- Родимый, ты что, уже все тут заблевал?
– Козел! Ублюдок! – оклемавшийся после подлого удара Артем приподнялся и в приступе неконтролируемой ярости высказал все, что думает о мордовороте, его родственниках, близких и дальних, и о сексуальной предпочтениях. Высказывания носили сплошь непарламентский характер, а описываемые сексуальные изыски касались взаимоотношений с мужским полом и представителями животного мира. По большей части, хвостатыми и рогатыми.
Выслушав красочную и насыщенную эпитетами гневную тираду, 'браток' восхищенно поцокал языком, наклонился к корчащемуся на полу Артему, примерился и хлопнул похожими на лопаты ладонями по ушам пленника. В голове у Стрельцова как будто разорвали тротиловую шашку. Или даже фугас. Вроде тех, что пресловутые чеченские боевики используют при проведении террористических актов. Уши налились огненной болью и закупорились свинцово-ватными затычками. Тяжелыми и плотными. Звуки не исчезли, но истончились до неразборчивых шорохов и шелестов, с трудом пробивающихся сквозь свинец и вату. Глаза заволокло багрово-серой пеленой. Однако через пару секунд слух восстановился, зрение нормализовалось. Только голова заболела еще сильнее.
– Я же тебе говорил, не шуми.
