плотном размещении людей на заднем сиденье) и предупредительно рявкнул:
– Куда?!
И добавил для убедительности кулаком в печень. И не попал-то как следует, помешал стрельцовский локоть, который из-за наручников перманентно прикрывал именно правый бок, но удар заставил Артема рефлекторно согнуться и чуть завалиться в сторону неизбывного мучителя. Под ложечкой засосало, Стрельцов позвоночником почувствовал, что живым его из машины не выпустят, а если и выпустят, то лишь для того, чтобы салон кровью не запачкать. Терять было уже нечего, за покорность судьбе и жертвенность памятников не ставят, поэтому, заваливаясь, он постарался от души врезать лбом по скуле ненавистного 'курортника'. Или по скуле, или в висок. Куда бог пошлет.
Вот здесь срослось.
Лоб соприкоснулся с костью, раздался треск, будто штакетину из забора выдернули. А мордоворот взвыл подстреленным волком:
– А-а-а!!
Здоровый браток слева встрепенулся потревоженной птицей, впереди тоже завошкались, салон заполнился шумом, криками, гвалтом.
– Сука, что творит!!
– Держи!
– А-а-а!!!
– Бей!!
Здоровяк навалился сверху и ударил Артема в район шеи. В ухе зазвенело. Стрельцов попытался лягнуть гада или достать локтем, но на сей раз выстрелы угодили в молоко. Слишком тесно, слишком много тел, пинок пришелся в переднее сиденье, а движение локтя по причине недостатка свободного пространства напоминало скорее толчок, а не удар. Дружеский толчок, каким обычно подбадривают хандрящего приятеля.
Локтевая эскапада возымела действие. Здоровяк взбодрился, заерзал более активно, схватил Артема за руки (любовно окольцованные) и стал их выворачивать. С переднего сиденья кто-то – главарь, не иначе – ему, по мере сил, помогал. Стрельцов также по мере сил противодействовал, вцепившись клещом в шорты страдающего мордоворота. Соседушка посягательства на свой гардероб даже не заметил, он безостановочно выл, прерываясь лишь на вдохи и налегая в основном на звук, обозначаемый первой буквой алфавита. Выл слишком громко, уши едва не закладывало. И катался по сиденью, увеличивая и без того немаленькую сумятицу в салоне.
Некоторое время (весьма незначительное) в противоборстве враждующих сторон наблюдался своеобразный паритет: у бандитов не получалось вывернуть пленнику руки и извлечь его из автомобиля, а у того не было возможности вырваться и убежать или хотя бы нанести подонкам значимые телесные повреждения. Чтобы запомнили, собаки (один уже точно запомнит, но он не в счет). Рано или поздно численное превосходство похитителей сказалось бы, и они расфасовали бы кучу-малу на заднем сиденье. Артем это понимал, даже не понимал – хребтом чувствовал, предвидел, поэтому он отпустил шорты бедного мордоворота, мимоходом крепко дернув его за причинное место, и используя инерцию мускульных усилий бандитов, продолжавших тянуть его за руки, ткнул локтем…куда-то в тело здоровяка.
Дробина, отскочившая от кожи слона, наверняка произвела бы больший эффект. Спортсмен-здоровяк же только крякнул и задышал чаще. Справедливости ради, товарищ в головном уборе мало в чем слону уступал, разве что в массе серого вещества мозга, а ткнуть его как следует снова не удалось (по изложенным выше причинам).
Наконец братки сообразили, что таким образом возиться можно долго, и перегруппировали силы. Поскольку доблестные представители бандитского сообщества с заднего сиденья выйти из авто были не в состоянии, мордастый – ввиду болезности, а здоровяк – из-за слишком тесного контакта с подопечным, покинули салон главарь и водитель. Артем догадался об этом, услышав сквозь вой соседа сдвоенный хлопок дверей. Услышал хлопок и осознал, что живет последние минуты. Как только бандиты доберутся до него – сливай воду, открывай кингстоны. В безысходном отчаянии Стрельцов выброшенной на берег рыбой забился в жарких объятиях здоровяка, стремясь сбросить его неподъемную тушу с себя. Вырваться не сумел, но извернулся ящерицей и впился зубами в могучее предплечье 'бейсболиста', опровергая старую поговорку о том, что близок локоть да не укусишь.
Впился яростно, остервенело. Так погибающий от жажды путник, обнаружив в пустыне оазис, припадает к источнику воды. Или воспитанный в монастыре девственник – к губам красавицы. Или раскаявшийся грешник – к святым мощам.
Вонзил зубы, разрывая тонкие хлопчатобумажные и плотные мышечные волокна, кожу и сосуды. Захватил кусок побольше и дернул на себя, что есть мочи.
По губам, разбитым и опухшим, потекло…теплое и горьковатое, меж зубов что-то застряло…
В салоне возник новый звук, заглушающий все и вся, даже подвывания мордоворота. Это иерихонской трубой взревел лишившийся куска предплечья 'бейсболист'. На миг душу Артема охватило сдержанное, умеренное ликование, словно он выполнил трудное задание, но тут щелкнул замок на двери, и затылок взорвался мегатонной ядерной боеголовкой, бросив сознание в огненно-черную пустоту.
Когда клиент начал рвать бушлаты, Серега растерялся. Чуть-чуть. Просто не ожидал; из тачки не выпрыгнешь, на руках браслеты, по бокам гренадеры, да и всю дорогу клиент вел себя паинькой. Велик и расслабился. Зря, конечно. Понадеялся на численное превосходство, хватку ребят и собственное красноречие. Если бы подопечный принялся задавать глупые вопросы о том, куда и зачем его везут, почему место безлюдное и т.п., Серега ему бы зубы заговорил. Втер бы сказку, закачаешься! Но клиент ничего не спросил, а сразу в бутылку полез. И застал врасплох…
Пока Величев ушами хлопал (вместе с Химиком), пока догадался выскочить из машины, этот Рэмбо новоявленный успел дел наворотить. В наручниках! И, вероятно, наворотил бы больше, не примени к нему Серега многократно выручавший в жарких спорах аргумент – верную 'Берету'.
Беретта' не подвела. Пусть ее использовали не по прямому назначению, а в целях сугубо прикладных (от слова 'приложиться'), для которых одинаковой степенью пригодности обладали и благородное оружие, и грубая неотесанная дубина, и примитивный булыжник. И все же не подкачала чертовка; легкий удар по затылку, и клиент валяется в полном отрубе. Обмяк и распластался на бедном Митяе. Кстати, еще неизвестно, насколько эффективным оказался бы другой предмет – тот же булыжник или монтировка – вместо оглушения ими вполне реально башку проломить.
Величев любовно погладил ствол, убрал его обратно в карман и помог Митяю выбраться из машины. Друг и соратник выглядел плачевно: левая сторона лица чудовищно распухла, по щеке расползалась огромная багровая гематома, норовившая закрыть глаз, нижняя часть скулы казалась проваленной и из нее сочилась кровь. Не требовалось глубоких медицинских познаний, чтобы определить: у Митяя что-то сломано. Треск, который Велик слышал перед возней, и последующий истошный вопль кореша, не оставляли сомнений. Но что именно сломано, попробуй, разбери. Тут врач дипломированный нужен. Хоть мозги не наружу, и то утешение!
Однако данное обстоятельство Митяя не утешало. То ли из-за того, что разглядеть отсутствие мозгов на морде он был не в состоянии, то ли из-за боли, то ли из-за излишней впечатлительности. Он жалобно подвывал и ежесекундно прикасался пальцами к развороченной скуле. Коснувшись же, начинал выть еще громче и трагичнее, в промежутках причитая и посылая красочные проклятия своему обидчику.
– У-у-у! Сучара-а! Чтобы его…гниду…всем хуралом…А-а-а! Я его сам своими…порву…у-у-у!
Велик покачал головой:
– Морду руками не трогай. Сейчас приберемся, потом, типа, отвезем тебя к лепиле. Поправят тебе здоровье, не сомневайся.
Митяй, казалось, друга не услышал и продолжал подвывать и хвататься за щеку. Как пионер за галстук. Величев вопросительно посмотрел на Химика. Тот скривился и беспомощно развел руками, словно говоря: 'Ну, что с ним делать, не в браслеты же?… Контузия у человека…'. Серега вздохнул и кивнул единственному 'неповрежденному' бойцу:
