обугленного мужского. Легкий дымок, поднимающийся над более крупным телом, в холодном лунном свете казался призрачным и зловещим…
Почти на средине реки, чуть ближе к левому – более пологому и поросшему травой – берегу на мелких волнах колыбелью покачивалась дюралевая моторная лодка. Покачивалась настолько ровно и спокойно, что поневоле слипались глаза. Между тем в лодке не спали, а предавались исконно мужскому занятию – рыбачили. Об этом свидетельствовали: нависающие над водой удочки, покоящиеся на носовой скамье стеклянная банка с дождевыми червями и коробка с прикормкой…и, главное, торчащее из кармана куртки-'энцефалитки' одного из рыбаков горлышко початой поллитровки.
– Степаныч, как ты свою мегеру уломал-то? Она ж тебя отпускать не хотела? – рыбак с початой бутылкой в кармане – мелкий худощавый мужичок лет сорока с растрепанной шевелюрой и лисьими чертами лица – донимал второго. Напарник растрепанного обладателя стеклотары – пожилой пузатый дядька в дождевике – нахмурился. Помимо пуза рыбак в дождевике мог еще похвастать роскошными черными с проседью усами и не менее роскошной лысиной.
– Отстань, окаянный.
– Это почему отстань? – обиделся мелкий.- Поделись, чем жену купил. Опытом, так сказать. Задобрил? Или сбежал?… Точно, по роже вижу, сбежал! Теперь она тебе задаст!
– Тьфу на тебя! Что ты, Федька, за помело, всякую ересь собираешь! Ничего я не сбежал, а это… урегулировал конфликт. Понял?!
– Не совсем…
– Тогда наливай, а то уйду.
– Куда ты денешься с подводной…с моторной лодки! – проворчал Федор, но за бутылкой и спрятанными под сиденьем железными кружками, которые на природе перманентно выполняли роль стопок, все же полез.
– Вообще, отстань ты от моей личной жизни, давай лучше за политику поговорим.
– Ну ее к лешему эту политику! Я лучше тебе тост скажу. Мы хоть и не грузины, но без тоста… – Федор прервал священный для каждого понимающего процесс разлива сорокоградусной амброзии и воскликнул.- Ба! Погляди, у нас по реке бесхозные лодки плавают.
Повернувшись в направлении вытянутой напарником руки с указателем в виде кружки, Степаныч увидел несомую течением мимо дальнего берега деревянную лодку. Без весел и гребцов.
– Точно. Наверное, веревка отвязалась…Интересно, откуда ее несет, с Березовки что ли?…
– Какая разница, хоть с самого Белореченска, не пропадать же добру! Заводи мотор, догоним. Будет ценный приз.
– Уймись, – отогнал суетливого товарища основательный Степаныч и взялся за ручку стартера.
Мотор недовольно взревел и вспенил воду лопастями.
Лодку догнали быстро. Минута, и дюралька стукнулся о борт деревянной сестры. Встреча оказалась не такой радостной, как представлялась рыбакам. На дне деревянного судна, согнувшись вытащенным из бревна гвоздем, лежал полуголый человек.
– Федька, гляди-ка, тут хозяин прикорнул. -Пьяный что ли?…
– Может, нехорошо человеку?
– Может. Или поддатый или больной. Но скорее, пьяный. Валяется, как убитый. И что больной в лодке будет делать. Больные по домам сидят или по поликлиникам бегают,- высказал суждение опытный Степаныч.
– Эй, товарищ!…- младший из рыбаков, обнаружив в лодке…постороннего субъекта, обратился к нему… по старинке. И хоть в последние годы ранее повсеместно употребляемое обращение 'товарищ' приобрело привкус ретро-стиля и вышло из…хм, простите, обращения, но на язык выскочило первым. С другой стороны, не господином же его называть – господа, известно, в Париже, и не гражданином, чай, не в суде и не в прокуратуре. Человеком – тоже не с руки. Имелось еще универсальное 'мужик', но о нем Федор почему-то забыл.- Ты живой или нет?!
Парадоксальность, содержащаяся в вопросе, от рыбаков ускользнула. Шустрой щукой. Словно оба ждали, что человек приподнимется и бодро отрапортует. В духе того, что проходит он по ведомству господина Аида и числится в трупах первой категории. Однако, как и следовало (или не следовало?) ожидать, ответа рыбаки не дождались.
Если Федор растерялся, то Степаныч, ввиду того, что лодка оказалась не бесхозной, испытывал умеренное разочарование и острое желание сбросить отрицательный эмоциональный заряд посредством разбития чьей-либо морды, разводить политесы не стал, а попросту ткнул веслом предположительно пьяного 'товарища'…в область копчика. Легонько ткнул, ласково, практически погладил. Если забыть про то, что весло сделано из того же материала, что и моторка…
Тут любой бы среагировал, будь хоть по самые брови залит самогонкой, выразил бы возмущение. Словом или жестом. А мужик в лодке даже не шелохнулся, что Степанычу совсем не понравилось. В душе заскребли кошки. Численностью не менее взвода.
– Мертвяк это, Федя, как есть, мертвяк.
– Да ну!… Что он тогда в лодке делает?
– А что, по-твоему, мертвецы делают? Пироги пекут?
– Давай посмотрим…
– Может, лучше бросим от греха. Пусть плывет лодка дальше. Кому надо, тот ее выловит. А нам лишние хлопоты на кой ляд? Милиция, полиция… Начнут расспрашивать, выпытывать, крутить, что делали, зачем?
– Ну ты даешь, Степаныч! Это же классно. Столько понарассказываем, все обзавидуются.
– Тьфу на тебя! Лишь бы языком молоть. Сам лезь тогда, я на мертвецов глядеть не собираюсь. Приснятся еще потом…- Степаныч уселся на скамью и демонстративно отвернулся.
Федор перескочил в деревянную лодку и нагнулся над лежащим 'товарищем'.
– О, ексель-моксель, крови-то сколько…
– Крови? Мертвяк?- не сумел соблюсти самим же декларированную отстраненность Степаныч.- А я тебе что говорил!
– Не, кажись, дышит…живой. И сердце бьется.
– А кровь откуда?
– Порезал его кто-то, Степаныч. Весь живот в крови.
– Етить твою мать! И что нам с ним теперь делать?
– В больницу везти, что еще.
– Вот и порыбачили!
– Ладно тебе. Зато будет, о чем вспомнить. И мужика, глядишь, спасем. Вдруг нам медаль дадут за спасение…утопающего.
– Пинка тебе дадут. А потом догонят и еще раз дадут. Или тюрьмы годика два.
– Ну не медаль, но все же… мужик, глядишь, поправится и деньжат подкинет. Материально, так сказать, поспособствует…Помоги перетащить его.
– Кто бы ему самому поспособствовал. Дурак ты, Федька. Посмотри, на нем одни штаны, даже рубашки нет. Ни шиша он тебе не подкинет. Кроме проблем. Помянешь еще мое слово, когда по милициям затаскают, – лысый рыбак ворчал, но переместить тело в моторку помог.
– Значит, выполним гражданский долг,- обратился к высоким материям Федор и повторил запавший в душу аргумент.- И будет, о чем вспомнить.
Степаныч лишь тяжело вздохнул и смиренным голосом поинтересовался:
– К нам или в Березовку?
– К нам поближе…
– Ага, а потом переть на горбу. Бегу и тапочки теряю! В Березовку, как ни крути, по воде быстрее. И больница рядом с рекой. А наша где? Во-во…
– Да, далековато, ексель-моксель. Ты на когда с Витькой договорился?
