темное дело по двум составам – похищению человека и нанесению тяжких телесных повреждений, которое вполне в дальнейшем могло быть переквалифицировано и на покушение на убийство,- откровенный 'глухарь', 'висяк' свалился с плеч. Не гора, конечно, но, в некотором смысле, круче. Преступление совершено в городе, расследовать дело в соответствии с уголовно-процессуальным законодательством надлежит Центральной прокуратуре, вот пусть 'центральники' сопли и разгребают. То бишь Игорь Юрьевич.
Коллега из Березовки на радостях даже пообещал самолично завезти материал в Центральную прокуратуру. Однако Игорь Юрьевич от щедрого предложения благородно отказался, уведомив собеседника, что на днях все равно навестит раненного в больнице и дополнительно допросит его, а заодно и за материалами заскочит.
На том и порешили.
Кроме того, Данилец еще успел вкратце выспросить, о чем поведал коллеге муж погибшей, но ничего толкового не услышал. И понял, что подробности придется выяснять самостоятельно.
Кстати, завтра есть время, можно и в Березовку наведаться, даже любопытно, каким боком господин Стрельцов причастен к убийству собственной супруги. Ранения ведь он получил там же, где обнаружили трупы.
Любопытно и для дела полезно.
Артем проснулся рано. Именно проснулся, а не очнулся, что радовало… чрезвычайно. Вкусив в полной мере те состояния, которые обозначаются оборотами типа: 'пришел в себя', 'пришел в сознание', 'очнулся', Стрельцов по настоящему оценил прелесть обычного сна. И особенно пробуждения.
Отныне, читая роман какого-нибудь мастера детективного жанра, герой которого в промежутках между перестрелками и постельными сценами только и делает, что дерется, сознание теряет и, соответственно, в себя приходит, Артем, наверное, плеваться будет. Смачно и прямо на страницы книги. Плеваться и костерить лживых авторов, описывающих акт возвращения сознания как нечто легкое, безболезненное, мимолетное.
Бац! Главный герой по башке пистолетом получает, но уже через пару абзацев быстренько в себя приходит, бодрый, здоровый и готовый к новым подвигам во имя добра и справедливости. Нечто подобное происходит на сороковой, восемьдесят пятой, сто девятнадцатой и двести тридцатой странице. И еще на десятке других. Лишь предмет, с помощью которого героя привели в бессознательное состояние, меняется: где оружие, где кулак, где дубинка, где бутылка. Попробовали бы эти писатели сами очухаться после удара по голове, не говоря о ножевом ранении…
По-иному бы запели.
И что теперь читать прикажете?
Глотка исторгла вздох. Средней степени тяжести. Артем невольно скривился, у него жизнь в одночасье рухнула, а он о детективах размышляет. Критик литературный.
Вчерашний день был…не сложным, не плохим…кошмарным. После обхода он встретился с мамой, а затем еще общался со следователем. Или участковым. А может и оперативником. Артем не разобрал. Все прошло будто в тумане, в мареве, в дымке.
И запомнилось плохо. Но основное отложилось, хотя именно это Артем выкорчевал бы из памяти в первую очередь.
Как мать плачет, как рассказывает о своих бессонных ночах и том, что нашли тело Насти. Как звенят в ушах слова, которые вроде бы никто и не произносил вслух: 'Насти больше нет!'. Как перехватывает горло от слез, так и не покинувших сухие глаза.
И еще много чего…
Настю убили. Вот что не выкорчевать, не переписать, не изменить. Из головы вылетело, сказала ли мама о том, как Настя погибла, и еще много чего вылетело, но… главное ужасное известие прозвучало. И хотя внутренне Артем готовился к самому плохому развитию событий – ситуация с похищением и последующим покушением предполагала в том числе и трагические последствия, но все же известие о смерти жены и еще не рожденного ребенка ударило очень сильно. Выяснилось, что подготовиться к подобному невозможно.
Стрельцов чудом дождался ухода матери и лишь потом разрыдался. Боль физическая – грудь жутко свербела и едва ли разламывалась, а в живот словно напихали кучу раскаленных углей – оказалась спасительницей, лекарством от боли душевной. Помогала забыться. И не давала выть в полный голос и биться лбом о косяк, размазывая кровавые кляксы по обоям. На подобные подвиги элементарно не хватало сил.
Некоторое успокоение, вернее говоря, опустошение пришло лишь к полуночи, когда Артем сумел наконец заснуть. Или забыться.
Сон лечит. В этой народной мудрости Стрельцов убедился в очередной раз. Сегодня душевная боль не исчезла, не пропала, но поблекла. Не заслоняла собой белый свет и из острой превратилась в ноющую. Артем будто сжился с ней. Так происходит, когда долго болят зубы, и сначала на стену лезешь, а затем привыкаешь, смиряешься.
И то, что было вчера, тоже мнится сном. Кошмарным.
Вчера, кажется, еще следователь заходил, или кто он там. Спрашивал что-то, записывал, а что?…
Сон…
Фантасмагория. И доказательство вчерашнего сюрреализма – слова матери о том, что Чапу тоже убили. Добродушную, безобидную таксу. Это ли не кошмарный бред?
А сейчас явь. Горькая, печальная, серая, как хмарь над промышленным городом, явь. Наяву боль не всепоглощающая, словно во сне, и ужас не вселенский. Но все же боль и ужас, затаившиеся до поры в душе, но готовые в любой момент выползти на свет.
И надо жить дальше… с болью и ужасом.
Насти нет…И нет их долгожданного ребенка, узнать пол которого и придумать имя они не успели. И необходимо привыкать к постоянной тяжести, к ощущению сосущей пустоты внутри и горечи под языком.
Мать вчера, пытаясь неуклюже успокоить (между тем сама каждые пять минут принималась реветь белугой), обмолвилась, что все наладится, Артем еще не старый…
Почему-то это запомнилось хорошо. Из лучших побуждений вроде сказала, но слова матери острым скальпелем резанули по сердцу.
А ведь он любит Настю…
Любил…
Стихотворений в ее честь не сочинял, баллады под балконами не пел, на ветряные мельницы с копьем наперевес не бросался, ратных подвигов во имя ее не совершал, но… как жить без нее не представлял. Без ее улыбки, озорного взгляда, ироничных поучений и добродушных насмешек, без ее прикосновений, поцелуев, привычных жестов. Норовистая прядка, вечно стремящаяся упасть на глаза, милая ямочки на щеках, родинка на шее – они настолько родные, что порой Стрельцову казалось, что это не Настины прядка и родинка, а его собственные, и их легко увидеть в зеркале.
Он словно в зеркало и смотрелся…Волшебное зеркало, отражающее вторую половинку, найти которую мечтают многие жители нашей маленькой планеты. Независимо от пола, расы и национальности. И десятилетние девочки, и восьмидесятилетние старики. Мечтают многие, а находят единицы. Артему повезло, он нашел…и потерял…
И как жить без нее? Без любви…
А жить надо. Существовать. Ходить по земле, пить, есть, спать, дышать. Пусть не в такт с любимой, но в унисон с памятью о ней.
Жить. Ради матери, ради себя, ради того прекрасного, что было…и ради…мести. Уход – удел слабаков, трусов и несостоявшихся мужчин. И еще, возможно, офицеров, ведь для них лечь виском на дуло – порой вопрос чести. К касте офицеров Артем при всем желании себя причислить не смел, поэтому даже мысли о том, чтобы уйти, не возникало. Слишком много незавершенных дел тут останется. О матери позаботиться, с
