изготовлении и торговле мебелью, объяснялся просто – Мамаев вознамерился влезть в новую для себя сферу деятельности.
Услышав это в изложении Валерки, Артем заявил, что ни на грош не верит в намерения Мамаева. На кой ляд такому прожженному дельцу что-то там прощупывать, когда он давным-давно все уже вынюхал, выяснил и прощупал. И у него только аналитиков и экономистов, которые и капиталовложения могут оценить, и перспективы, и прочую бухгалтерию – вагон.
Валерка возразил, что на мотивы Мамая ему плевать, главное – предложение выгодное. Стрельцов же рявкнул, что ему не плевать, ведь столько труда и сил вложено, с нуля начинали, ночей не спали, каждую копейку берегли, и т.д., и т.п.
И понеслось…
Диалога, как выражаются в высших дипломатических кругах, не получилось. Обсуждение перетекло в спор, а тот в свою очередь – в препирательства. Разумные доводы одной из сторон деревянными каравеллами разбивались о скальную твердолобость другой. Неразумные – тоже. Взывания к здравомыслию постепенно перерастали в оскорбления. Причем бодались Стрельцов с Фомичевым, а Райхман в основном отмалчивался.
– Подумай, какие деньги предложены! Мы на них…
Сумма сделки действительно впечатляла, позволяла…многое, в том числе и затеять новый серьезный бизнес, но Стрельцов упорствовал.
– Что мы на них?… Как ты мечтаешь, типографию купим и издательство откроем?
– Почему сразу издательство? Можно и на другое… Да сколько можно этой мебелью заниматься?! Меня уже тошнит от диванов, стенок, кухонь и стеллажей…
– А ты два пальца в рот сунь, авось и полегчает…
– Себе сунь…- Валера подробно и точно описал то место, куда Артему стоило засунуть перст.
Стрельцов ответил в том же духе.
– Тебе самому-то не надоело… с мебелью возиться?- заметным со стороны усилием воли сдержался от очередной порции оскорблений Фомичев.
– Представь себе, нет!
– Артем, может, в самом деле стоит сменить…профиль. Какая разница, чем на хлеб с маслом зарабатывать? – подал голос Райхман.
– Боря, и ты туда же?!
– А что такого?
Компаньонов понять не трудно. Фомичев в их фирме в основном глобалил и решал проблемы с разнообразными контролирующими органами, Райхман рулил финансами и бухгалтерией, то бишь им по большому – гамбургскому – счету все равно, чем заниматься: мебелью, цветами, стройматериалами или… замороженными лягушками. Их роль от этого не слишком изменится. Понять-то не сложно, но принять… Ведь именно Артем ведал вопросами, непосредственно связанными с производством и реализацией: поставками, продажами, работой с клиентами, магазином, отгрузкой и т.д. И специфику бизнеса впитал с потом и кровью. Порой собственным горбом работал, в прямом смысле слова. К каждому станку, к каждому столу руку приложил. И забыть все, начать с чистого листа?… Это было выше его сил.
Согласиться с друзьями Стрельцов не мог. Физиологически. Но и ссориться с ними (а то, что ссора в случае отказа предстоит нешуточная, вплоть до окончательного разрыва отношений, сомнений не вызывало) не хотелось. До зубовного скрежета. Душа разрывалась.
Проклятые деньги!
– И какого черта Мамаев именно к нам прицепился? И на кой ему дерево?! Колбасы и пиццы мало?- Стрельцов от злости едва не сплюнул на пол.- Может, он от нас отстанет?
– Не отстанет, – заметил Борис.- Мамаев уже приобрел три леспромхоза, вложил бабки и задний ход не включит. Поэтому иного выхода я не вижу – надо соглашаться на продажу. А то потом он нас демпинговыми ценами задушит, и сами к нему на поклон прибежим.
Суждению Райхмана стоило доверять. Фраза 'насколько мне известно' в его устах означала то, что информация является на сто процентов достоверной. Нюх у Бориса был лисий, плюс аналитические способности на уровне…недоступном Артему. В их компании Борис всегда уравновешивал порывы фонтанирующего идеями и планами Фомичева, который отличался, как и большинство начавших восхождение в эпоху первоначального накопления капитала бизнесменов, склонностью к риску и авантюрам. Если мнение Фомичева не грех проигнорировать, то с умозаключениями Райхмана принято было считаться. Однако Стрельцов находился в таком эмоциональном состоянии, что принимать во внимание слова Бориса уже не желал. И не мог.
Помимо злости его душила еще и обида. Дураку ясно, что двое его друзей уже обсуждали вопрос за его спиной и давно все решили. А теперь играют спектакль, уговаривают, вразумляют. Даже роли распределили: Валерка убеждает, ругается, а Борис в стороне и только изредка вставляет веское слово, с которым Артем привык соглашаться. А мнение самого Артема, значит, для друзей – пшик. Ноль без палочки. Стрельцов годен лишь на то, чтобы отгрузкой-разгрузкой заниматься, покупателей ублажать и за столярами надзирать. Сволочи!
– Артем, ты ведешь себя…
– Как? Как неразумное дитя? И поэтому вы уже обо всем договорились?- перебил Райхмана Стрельцов.
– …неконструктивно… И, кстати, никто еще ни о чем не договаривался.
– А я и не буду договариваться!
– Что ты бараном уперся! – вскинулся Валера. – Все едино, нагнут нас. Рано или поздно. Так лучше рано…
– Меня не нагнут!
Фомичев промолчал, а Борис только покачал головой.
Злость улетучилась. Выплеснулась водой вместе с бранью и громогласными выкриками. А вот обида осталась. И еще…огорчение. Оттого, что его друзья – самые старые и близкие – его не понимают. И даже не желают сделать попытки понять. Райхман в чем-то прав, конструктивный разговор не получался. А спорить и ругаться надоело.
Стрельцов поднялся из-за стола.
– Еще раз повторяю: продавать свою долю я не намерен! Все! А что вы там надумали – ваше дело. – Демонстративный взгляд уперся в настенные часы. – И, вообще, мне домой пора.
– Артем, не руби с плеча, подумай…- ненавязчиво попросил дипломатичный Борис. – До пятницы время еще есть.
– Ладно. – Стрельцов мотнул головой так, словно ему натянули на глаза повязку и ее нужно было сбросить без помощи рук. – Пока.
– Счастливо.
В отличие от Райхмана Валера до прощания не снизошел. Хоть рожу не отвернул, и на том спасибо.
Дверь, снабженная фиксатором, хлопнуть не могла по определению.
Серебристый тонированный 'Ландкрузер' украшал двор дома номер двадцать пять не первый час. Местные жители, заходя в подъезд или, наоборот, вырываясь из его темной утробы, на миг останавливались, удивленно разглядывали чудо японской техники и лишь потом шли по своим делам. В ареале распространения обшарпанных блочно-пятиэтажных хрущевок малосемейного типа и раздолбанных еще в прошлом веке проржавленных 'Москвичей' столь шикарные зверюги не обитали. Самым продвинутым авто во дворе считался старенький 'Форд-Скорпио', принадлежащий отставному военному из четвертого подъезда, поэтому сверкающая громада 'Ландкрузера' поневоле притягивала взор. Если большинство жителей просто машинально отмечали несоответствие окружающей обстановки и роскошной машины, пожимали плечами и сразу же благополучно обо всем забывали, то вечные, как мир, бабульки на лавках активно мыли кости неизвестному владельцу четырехколесного экипажа. И заодно тем, к кому мог
