Перевёрнутый полумесяц

Рецепт, направление в больницу. Советы: покой, никакой физической работы, не напрягаться, не волноваться.

— Иначе жизнь будет подвергаться серьезной опасности, — добавляет Роберт, и по лицу его видно, как тяжело ему все это говорить.

Здесь он не может сделать того, что дома само собою разумеется: снять трубку и вызвать «Скорую помощь». Тут заброшенное селение в Кападокии. А Шерифе Ремир — мусульманская женщина. Всего- навсего женщина.

Под прикрытием арамейского Тавра

У наименования «Тавр» нет ничего общего с латинским существительным «бык». Хорошо, что узнаешь об этом своевременно, а то заподозрил бы римлян в буйстве фантазии, допущенном при марше от Соленого озера на юг, во время которого путь им преградили горы.

Выглядят они импозантно, закрывая огромным телом своим горизонт от края до края. Дугой выгнутый хребет поднимается в заоблачные выси, голова угрожающе склонена — ну-ка, подойди, посмотрим кто кого. Один рог, Демиркасык, высотою три тысячи девятьсот десять метров, торчит в восточной части горизонта, второй, именуемый Медедсиз, на три с половиной сотни метров ниже, грозит с юга. Несмотря на все это, от аналогии с быком приходится отказаться, Тавр есть Тавр, что на древнеарамейском означает «кряж». По-турецки — Торос.

Мы сейчас находимся там, где хребет встал плотной стеной, оставив в ней лишь узкую щель, где отвесные склоны его угрожают смести с лица земли каждого, кто попытается пробиться сквозь них, отыскать путь на другую сторону, к морю. И поскольку щель единственная в горах, она стала путем классическим, путем единственным, по которому, если так можно сказать, шагала история. Хетты двигались по нему скопом. Но двигались по нему и отдельные выдающиеся личности: Ксеркс, Дарий, Александр Великий, багдадский владыка Харун ар-Рашид во главе своих войск, Готфрид Бульонский со своими крестоносцами.

Кроме шоссе, в щель протиснулась и железная дорога, напоминающая о планах вильгельмовской Германии относительно Среднего Востока, одно из щупалец спрута, прославившегося под названием «Дранг нах Остен». Сразу же за Тавром щупальце раздваивается, достигая с одной стороны Дамаска, с другой — Багдада, от которого всего один прыжок до Персидского залива. И до Индии.

Железная дорога одноколейная. Будь, однако, осторожен, иностранец, пытающийся отнестись к ней пренебрежительно! Она несет гордое название «Симплон — Ориент — Таурус экспресс», она связывает Европу с Азией и вызывает почтение своей длиной — шесть тысяч сто девяносто два километра от Парижа до Багдада. К Чифтехану, в места, где долина чуть расширяется и, украсившись несколькими тополями, позволяет виноградникам разместиться на своих склонах, согласно карте и расписанию поезд прибывает на четвертый день, проделав путь в четыре тысячи триста семьдесят километров. Дважды в неделю проносится он здесь, и пассажиры поезда предвкушают, как за этими горами они, наконец, увидят Средиземное море.

И все же есть в этом железном позвоночнике что-то романтическое! Кроется в нем чудо безмятежного времяпрепровождения. В течение целых шести дней пассажир копит в себе впечатления невероятно длинного пути.

Невероятно длинного?

Пассажир нашего времени может увидеть разлапистые кроны багдадских финиковых пальм и сверкающую ленточку Тигра спустя одиннадцать часов с того момента, как простится с Эйфелевой башней.

Очутившись в воздухе, он даже не подозревает, что существует на земле заведение со столь заманчивым и многообещающим названием, как «Симплон — Ориент — Таурус экспресс»…

Стратегия требует дорог!

С другой стороны, за арамейским «кряжем» находится обширная приморская равнина, чрезвычайно плодородный район страны. По-турецки она называется Чукур. Во времена римлян это была прославленная житница, богатейший край. Сегодня она знаменита тем, что на ней расположен город Адана. Адана же знаменита тем, что в девяти километрах восточнее ее находятся колоссальные американские военные базы [23]. И хотя приближаться к ним по вполне понятным причинам нельзя и туристу приказано ехать без остановки и не вылезать из машины, — несмотря на все это, от взора не могут ускользнуть огромные ангары, зенитные орудия со стволами, направленными в небо, колонны автоцистерн, реактивные истребители, выстроившиеся на бетонных дорожках, лес радиоантенн. Тавр играет при этом роль союзника, чьи вершины высотой без малого четыре тысячи метров позволяют чувствовать себя за ними, как за каменной стеной. Здесь довольно уютно, при ответном ударе, можно надеяться, ракеты дальнего действия вряд ли попадут сюда. Вот насколько простирается американская стратегия!

Стратегия требует дорог.

Туристы, особенно через два-три года, с благодарностью будут вспоминать стратегов, которые так много о них думали, что построили новое, с иголочки, шоссе через Тавр. Теперь им не приходится пробираться сквозь мышиные норы в скалах и дрожать от страха перед встречными машинами, которые могут в любую минуту выскочить из-за поворота. Столь же благодарны стратегам будут и турки, шоферы грузовиков, совершающие дальние рейсы. Ведь тащиться с грузом между морем и Анатолийским горным плато — это хлеб их насущный, который нужно добывать ежедневно.

Сказать, что в нагорье Тавр дороги строят, было бы не совсем точно. Дороги здесь производят. Будто доисторические чудовища, ворча, ползают по склонам машины: гигантские скреперы, бульдозеры, экскаваторы. Они с корнем вырывают двадцатиметровые тополя, словно былинки, переносят горы в долину, в другом месте ее вновь рассекают, опустошают виноградники, засыпая их с помощью самосвалов пирамидами только что добытого взрывом камня. За ними движутся огромные катки с шипами и чудовищных размеров трамбовки, грейдеры, поливочные цистерны, катки и снова трамбовки. Они уминают неоднородную каменную массу, заставляя ее принять нужную форму сейчас, немедленно, а не через многие годы, когда ей самой того захочется. По стратегическому плану здесь должна проходить дорога, которую можно было бы быстро залить бетоном и сверху еще покрыть асфальтом.

Столь же спешно производится шоссе прямо в прибрежной равнине, между Аданой и Мерсином, который должен стать самым крупным турецким портом на Средиземном море. Собственно, дорога здесь есть, но она не отвечает планам «обороны», так как время от времени ее заливают потоки воды с гор. Поэтому расширяются мосты и дренажные путепроводы, строительство дороги напоминает непрерывный муравейник машин. Здесь Америка демонстрирует туркам мощь своей техники.

На закате приближаемся к Мерсину. Горы остались позади, нас окружает равнина, чувствуется влажное дыхание моря. На смену хвойным и дубовым лесам пришли апельсиновые рощи и поля хлопчатника, заросли камыша, эвкалипты и тополя. Ежеминутно приходится съезжать с разрытой дороги на полевые объезды, по дорожной насыпи мчатся колонны самосвалов с камнем и песком и поливочные машины. Туда полные, обратно порожняком, одна за другой, непрерывно.

В нескольких километрах перед Мерсином мы встречаем уже готовое шоссе, ровное и широкое, ожидающее только, когда его покроют асфальтом.

Словно толпа сорвавшихся с цепи чертей, мимо нас промчалась колонна порожних пятитонок, только пыль за ними поднялась столбом. Шоферы получают сдельно, поэтому им некогда следить за тем, как ездят другие.

И уж им совсем не до закутанной в черное старухи, которая тащится на ослике по обочине.