– В рублях или зелеными?
– Можно в рублях.
– Подождите.
Кис набрал номер Сереги. Сообщил, что есть существенная информация, которая стоит порядка девяноста тысяч рублей.
Громов, разумеется, попытался выяснить, что за инфа да от кого… Но Кис был непреклонен.
– Повторяю, источник я разглашать не могу.
– А я, значит, невесть подо что должен тебе пообещать «туеву хучу» денег?!
– Громов, – ехидненько произнес Кис, – ты же мне эту часть дела перекинул! Так уж доверяй. И не суетись.
– Собака. Гад. Сволочь.
– Ага, я тебя тоже люблю. Говори, дадите мне эти деньги или нет?
Серега малость постенал, но согласился.
Алексей отключился. Гиппопотам восхитился:
– Мне б такие связи!..
Это он имел в виду денежные переговоры, без сомнения.
Кис не ответил. Да и что можно сказать человеку, который пространство своей жизни измеряет только баблом? Только возможностью удовлетворения физиологических потребностей – жратвы, секса, обладанием вещами? Не говорить же ему о душе, в самом деле, там полная атрофия.
Алексей взял с собой приличную сумму, – собираясь на эту встречу, он предполагал, что за информацию попросят деньги, – и теперь отсчитал купюры. Но гиппопотаму их не дал – положил рядом с собой, придавив рукой.
– Сначала «бонус».
Тот как-то особенно сладко усмехнулся. Алексей когда-то уже видел такую усмешку… Давно… Где же это было?
Он потерзал немножко свою память и вспомнил: в пионерлагере, когда ему было тринадцать лет, имелся в их отряде такой мальчишка, толстый и довольно противный, который подбивал пацанов за девчонками в душевой подсматривать. Несколько ребят согласились и отправились «на дело», потом вернулись красные, смущенные, и все нервно хихикали. Только этот толстый улыбался спокойно и сладко, как-то по-взрослому порочно…
– Ну, Боря?
– Видел я их пару раз. Краля у него такая длинненькая, и все при ней, сиськи там, жопка, все на месте, не как у манекенщиц! И моложе Аиды разика в два. Конфетка, короче.
– Ты за хозяином следил? – удивился Кис.
– Не, просто так вышло. Аида со своим все больше в центре встречалась, в Большой ходили, в консерваторию, в драматические театры иногда, а я, пока их культурные мероприятия пережидал, гулял или в кафе заходил, чтоб не скучно, или просто в машине сидел. Ну, вот и видел. Один раз на выходе из торговой галереи, он там кралю свою отоваривал, прямо с тюками вышли! И в другой раз он ее в ресторан вел.
– Фотографии сделал? – безразлично спросил Алексей.
– Нет.
Врет. Сделал. Просто так, из любви подглядывать в щелочку. Но пока это не представляется важным, так что хрен с ним. Понадобится – вытряхнем.
– Давай сюда снимки.
Покопавшись в портфеле, Боря выудил из него увесистый конверт, который был набит столь плотно, что не закрывался. Перевернув его, гиппопотам дал выскользнуть аккуратно пачке снимков, следя за тем, чтобы они не расползлись по столу и легли при этом белой стороной вверх. После чего прижал их рукой, как Кис стопку денег.
Алексей подвинул в его сторону купюры, бегемот подвинул ему стопку фотографий и собрался было хапнуть деньги.
– Стоп! – прикрикнул Алексей. – Сначала посмотрю товар!
Тот послушно убрал руки. У чмо рефлекс на властный окрик: повиноваться.
Кис быстро пролистал стопку. Снимки показались ему настоящими, не подделками фотошопа, – уже хотя бы в силу их низкого качества.
– Чем снимал?
– Мобилой.
– Оно и видно… Это все?
– Я распечатал самые удачные. Есть еще, но без особого интересу. Я вам флешку принес, на ней все. Какой мне смысл чего-то утаивать? У меня других покупателей нет!
Он не врал – у него действительно других покупателей нет и быть не может. История Аиды интересует только следствие… И ее мужа.
– Покажи самую последнюю. В день, когда ее убили.
– Она и в пачке последняя.
…Аида была запечатлена в тот момент, когда она пробиралась через толпу зрителей, покидавших театр. Лицо ее, видное в пол-оборота, выражало тревогу…
– Это все?
– Она через газон потащилась. Этот парень ее у кустов ждал, я его щелкнул издалека, ближе не мог подойти… Вот, – он вытащил предпоследний снимок, где между деревьев неразборчиво просматривался мужчина в куртке с капюшоном. – Ну, я и пошел восвояси. Чего ждать-то? Пока они нацелуются?
Он помолчал. И вдруг добавил с совсем другим выражением лица: серьезным, даже расстроенным:
– Я же не знал, что ее убьют…
Алексею стало вдруг стыдно за то, что он так однозначно плохо думал о Боре. Вся эта пошлость – наверное, просто маска, с которой ему проще жить. Из чего не следует, что человеку неведомы настоящие чувства…
– А то бы я дождался, конечно! Сфоткал бы убийцу! И тогда б запросил в три раза дороже, уж не сомневайся! Или в пять! Даже в десять! Упустил свой шанс, можно сказать, эх…
Лицо его приняло еще более расстроенное выражение. Тогда как лицо Алексея Кисанова приняло выражение брезгливое. Он не мог себе простить мимолетного приступа прекраснодушия, веры в человечество…
Он снова пересмотрел фотографии, на этот раз более внимательно (особо внимательно он изучит их у себя в кабинете, разумеется). На многих из них лицо мужчины, с которым встречалась Аида, было запечатлено довольно разборчиво. Приятное, с мягким и немного застенчивым выражением, небольшая бородка, волнистые каштановые волосы…
– Ты обещал адрес.
– Там есть… – угодливо произнес гиппопотам. – Вот, смотрите… – Он потянулся к стопке, нашел несколько снимков. – Это его метро – «Теплый Стан»… Это его улица и дом… – на фото крупным планом была запечатлена табличка.
Опа-на! Выходит, Кис лихо ткнул пальцем в небо со своей идеей, что любовник ее проживал поблизости от Аиды… Ну что ж, во всем есть свои плюсы: безумный поход по консьержкам теперь не понадобится.
– И тут вот, пожалуйста, он в подъезд свой входит, в первый.
– А квартира?
– До квартиры я не следил.
– Имя-фамилию установил?
– Э-э-э… Не совсем.
– Это как – «не совсем»? Только первые буквы? – съехидничал Кис.
– В каком смысле? – растерялся Боря.
– Фамилию установил или нет? Не темни! – Алексей с трудом сдерживал раздражение, шутить ему больше не хотелось. С тупыми шутить бессмысленно. Как гласит французская поговорка: «У тебя есть
