Сергей Соколов, Максим Москвин
СТРАХ ВЫСОТЫ
«…Судьба играет человеком, а человек играет на трубе.»
Часть I
Excelsior[1]
Глава 1.
Fiat lux[2]
Невыносимое сияние било в лицо. Я попытался зажмурить глаза… и не смог. Глаза уже были закрыты, но сияние не отпускало. С непонятным безразличием пришла ленивая мысль: «Ну и пусть светит. Какое яркое Солнце»…
— Убери фонарь! Слепит! — прошептал незнакомый голос.
— Погодь, дай рассмотреть.
Отвечавший говорил совсем невнятно, как сквозь зубы, но визгливым голосом. Я пошевелил головой, она перекатилась по жесткой поверхности, как чугунный шар. Кто-то явно поиграл моей головой в боулинг…
— Шевелится. Значит, выживет, — опять свистящий шепот. — Парень, ты из какой штольни?
Я почувствовал, как чья-то рука трясет меня за плечо. Тряска мгновенно отдалась в голове острой болью. Сияние отодвинулось от лица, но глаза открыть не получилось, веки слиплись намертво. Попытка поднять руку и протереть их оказалась неудачной, кисть руки едва шевельнулась. Но к телу постепенно возвращалась чувствительность, что меня не особенно порадовало в данных обстоятельствах — острые иглы пробежали по груди, по спине, собрались в районе желудка и вонзились в живот разом. Сильнейшая боль скрутила мышцы спазмом, и я почувствовал, как воздух из легких проскрежетал по горлу, вырвавшись наружу хрипом.
— Чччччеррт… Как больно!
— Ну точно, выживет. Какая штольня? Говорить можешь? — настойчиво переспросил обладатель странного произношения.
— А ведь не из нашенских он, — с непонятной угрозой произнес второй, — не наша спецовка на нем была. Я еще вчера засомневался. И жетона у него, кажись, нету!
Он часто задышал, и угроза переросла в панику:
— Слышь, Генерал, зови охрану! Я не виноват! Я думал, он от соседей, они перекрестную штольню рыли, думал, завалило, когда лед сошел с пласта…
— Погоди ты с охраной! Непростой парень-то, ох непростой, — протянул тот, которого второй назвал Генералом. — Можешь говорить-то?
Судя по всему, обращались ко мне. Как ни странно, но слышал я все отлично и, словно в компенсацию за слипшиеся глаза, различал малейшие оттенки интонаций и самые тихие звуки. Я несколько раз осторожно вдохнул и просипел:
— Могу… Кажется… — поперхнулся, судорожно втянул воздух еще раз. — Что у меня с глазами?
На выдохе горло опять сжали спазмы и я тяжело, с вывертом, закашлялся. Казалось, клочки легких вот-вот полетят изо рта.
— Что с глазами? — переспросил Генерал, и вздохнул. — Скорее всего, все нормально. После глубокой заморозки всегда так. Меня в молодости два раза откапывали из-под завала. Ничего, еще что-то вижу. Дышать только немного разучился.
И он тяжело, с присвистом, засмеялся.
Боль утихла, расплывшись по всему телу, однако я неожиданно почувствовал, что могу двигаться. Подняв руки к лицу, я осторожно прикоснулся пальцами к коже. На ощупь все было в порядке. Легонько потрогав глаза я убедился, что и они не повреждены, правда, казалось, будто под веки кто-то щедро сыпанул песку. Возможно, так и было, если верить словам этого Генерала о том, что меня откопали. Руки плохо меня слушались, но я все же смог помассировать уголки глаз, открывать которые все же немного побаивался. Что там о заморозке говорили?
Генерал и второй о чем-то негромко шептались, потом я услышал шаги, и в руки мне ткнули какой-то прохладный округлый предмет. Это оказалась металлическая фляжка, на ощупь сильно помятая.
— Плесни в лицо, поможет. Только не пей, это технический слив, — говорил, кажется, второй.
Тут же послышался шепот Генерала:
— Волына, не будь таким жмотом, дай ему нормальной воды.
— Обойдется, да и нельзя ему сейчас. Только из реаниматора. Реаниматор! Этот приблудный весь ресурс обнулил, не приведи тундра, еще кого завалит, чем я их вытаскивать буду? Перебьется без воды, — отрезал Волына.
По звуку шагов и направлению на голос я понял, что лежу, скорее всего, на полу или на чем-то вроде очень низкого стола. Запахов не ощущалось никаких, хотя назвать воздух свежим не рискнул бы и самый отчаянный затворник. Дышать приходилось часто и с натугой. Хотя, не исключено, что это мои легкие еще не пришли в норму. Какую норму? Я никогда на них не жаловался, даже не простужался… Мне все же удалось приоткрыть глаза достаточно, чтобы различить несколько смутных теней, перемещавшихся вокруг меня. Тени эти становились все отчетливее, пока я не смог различить присевшего слева от меня на корточках мужчину в грубой и очень грязной оранжевой куртке. На ногах у него были штаны из той же толстой ткани, только темно-серого цвета. Рядом с ним лежал фонарь, направленный в сторону, на стену. Рассеянный свет не позволил мне разглядеть черты лица в подробностях, но длинные всклокоченные седые волосы и массивный, источенный, как кусок известняка, нос я рассмотрел. Под носом блеснули в широкой улыбке зубы через один.
