мистером Карсоном; тогда два других полицейских подошли к Джему и арестовали его, сказав, в чем он обвиняется и на каких основаниях. Джем не оказал сопротивления, но был явно удивлен случившимся. Он подозвал одного из рабочих и попросил передать матери, что у него случилась беда и он сегодня не вернется домой. Ему не хотелось, чтобы она немедленно узнала, что произошло на самом деле.
Итак, сон миссис Уилсон был снова прерван совсем как в первый раз, словно повторяющийся кошмар.
– Хозяйка! Хозяйка! – послышалось снизу.
Опять это был какой-то рабочий, только на этот раз более закопченный.
– Что вам надо? – раздраженно спросила она.
– Да ничего… Только вот… – забормотал рабочий, человек добрый и сердечный, но лишенный всякой изобретательности и фантазии.
– Ну говорите, что ли, и ступайте.
– У Джема случилась беда, – повторил он слова Джема, не в состоянии придумать ничего другого.
– Беда? – испуганно вскрикнула мать. – Беда! О господи, конца не видно нашим бедам. Какая беда у него случилась? Да говорите же! Заболел он? Деточка моя! Заболел? – преисполняясь все большего ужаса, спросила она.
– Да нет, нет, не то. Он здоров. Он только велел мне сказать: «Скажи матери, что у меня случилась беда и я не смогу сегодня прийти домой».
– Он не придет сегодня домой? А что же мне делать с Элис? Я совсем изведусь, если буду так сидеть подле нее. Мог бы все-таки прийти и помочь мне.
– Да не может он! – сказал рабочий.
– Сами же говорите, что он здоров, и вдруг не может? Чепуха! Просто он, наверное, загулял, хоть прежде за ним этого не водилось. Ну, я ему задам, когда он придет.
Рабочий повернулся и направился было к двери: он не решался сказать что-либо в оправдание Джема. Но миссис Уилсон не дала ему уйти.
– Нет, вы не уйдете, пока не скажете мне, что он задумал, – заявила она, становясь между ним и дверью. – Я вижу, что вы все знаете, и, чего бы мне это ни стоило, я тоже узнаю.
– Не беспокойтесь, хозяйка, и так всё скоро узнаете!
– Не скоро, а говорят вам, что сейчас. Почему это он не может прийти домой и помочь мне ухаживать за больной? И так я всю прошлую ночь глаз не сомкнула.
– Ну, раз уж вам так хочется знать, извольте, – не выдержав, признался бедняга. – Его забрала полиция.
– Моего Джема?! – в исступлении воскликнула мать. – Ах ты врун этакий! Да мой Джем никому в жизни зла не сделал. Врун, вот ты кто.
– А вот сейчас сделал, – в свою очередь рассердившись, заявил рабочий. – Доказано, что это он застрелил вчера вечером молодого Карсона.
Она подалась было вперед, намереваясь ударить этого человека, сказавшего страшную правду, но старость и материнское горе сломили ее, и, опустившись на стул, она закрыла лицо руками. Рабочий не мог оставить ее в таком состоянии.
– Голубчик, скажите мне, что вы пошутили, – слабым, каким-то детским голоском взмолилась она наконец. – Вы уж простите меня, если я вас обидела, только скажите, что вы пошутили. Вы не знаете, что значит для меня Джем!
И она тревожно и робко посмотрела на него.
– Очень бы мне хотелось, чтоб это была шутка, хозяйка, но то, что я сказал, – правда. Его арестовали по обвинению в убийстве. Около того места, где был убит мистер Карсон, нашли пистолет Джема, а несколько дней назад один полицейский слышал, как они ссорились из-за какой-то девушки.
– Из-за девушки?! – снова возмутилась мать, хотя на прежний гнев у нее уже не хватило сил. – Да мой Джем был какой благонравный-то, как, как… – она помедлила, подбирая сравнение,-… как Люцифер, а ведь он, ты знаешь, был ангел. [95] Мой Джем не такой, чтобы ссориться из-за девчонки.
– И все же именно так оно и было. Полиции даже известно ее имя. Полицейский слышал, как они ее называли. Какая-то Мэри Бартон – вот как ее зовут.
– Мэри Бартон! Грязная потаскушка! Чтобы из-за нее мой Джем попал в такую беду! Ну, я ей все выскажу, пусть только придет сюда! Ах, бедный мой Джем! – воскликнула она, раскачиваясь из стороны в сторону. – Да, а что это ты говорил про пистолет?
– Что его пистолет нашли возле того места, где произошло убийство.
– Вот уж вранье. Только недавно приходил человек с этим пистолетом – он в целости и сохранности. Я его собственными глазами видела меньше часа тому назад.
Рабочий покачал головой.
– В самом деле, видела. Он у приятеля Джема, которому Джем одолжил его.
– А вы знаете этого человека? – спросил рабочий, который искренне тревожился за Джема и увидел в словах его матери луч надежды.
– Да нет, не знаю. Но он был одет, как рабочий.
– А может, это переодетый полицейский?
– Нет, этого они не сделают – обмануть мать, чтобы она наговорила на собственного сына! Да это все равно что сварить козленка в молоке его матери. А это запрещено в писании. [96]
– Ну, не знаю, – сказал рабочий.
Вскоре он ушел: ему было тяжело смотреть на ее горе, а утешить ее он не мог. Она попыталась было удержать его, но он ушел. И она осталась одна.
Миссис Уилсон не поверила, что Джем может быть виновен. Скорее она поверила бы тому, что солнце – не огненный шар. И тем не менее ее душу томило горе, отчаяние, а порой и гнев. Она рассказала о случившемся бредившей Элис, надеясь найти у нее сочувствие, но ее ждало разочарование: Элис лежала такая же спокойная и улыбающаяся и продолжала что-то бормотать о своей матери и о счастливых днях детства.
ГЛABA XX
В последнем беспробудном сне
Под виселицей он лежал,
И все указывали мне:
«Он за тебя здесь смерть принял».
…
О, сердца боль! О, сердца кровь!
Во мне все будто умерло.
В последний раз, моя любовь,
Целую я твое чело.
Итак, мир и покой покинули этот скорбный дом, и лишь Элис, умирающая Элис сохраняла безмятежность духа.
