чванлив и оказался расторопнее своих слуг. Он поцеловал меня в щеку, помогая спуститься; это был поцелуй доверия и приветствия, с каким он встречал меня здесь уже несколько лет. Это приветствие говорило о том, что здесь во мне видят ровню. Ларри не смог сделать для меня большего.
— Эмми! Ты выглядишь великолепно. Ты никогда не была так элегантна.
— Это потому, что ты ни разу не потрудился увидеть меня где-нибудь, помимо магазина, когда я одета для работы. — Но то, что он сказал, было правдой — у меня никогда раньше не было такого наряда. Это было платье из тонкого шелка цвета абрикоса, подчеркивавшее мою тонкую талию, и с таким широким кринолином, что мне приходилось осторожно передвигаться. Мне нравилось его покачивание из стороны в сторону, когда я шла через зал, где стояла Юнис, Приветствуя гостей.
— Эмми, дорогая… — ласково сказала она и подставила щеку для поцелуя.
Она осталась почти такой же девочкой, какой я запомнила ее на первом приеме, который Джон Лэнгли давал в честь Розы. Ее волосы были красно-рыжими, а платье богато убрано лентами и цветами. Через три месяца Юнис должна была родить, и она укуталась в длинный волочащийся шарф, чтобы скрыть располневшую фигуру. Но кое-что она не хотела слишком тщательно скрывать, зная, как гордится Ларри своими детьми, а ей только и нужно было его одобрение и любовь. Юнис хотела бы так же бодро и безмятежно продолжать носить его детей. Она была тихой, довольно скучной женщиной, но со дня их женитьбы Ларри не взглянул на другую женщину.
Он искал надежности и нашел то, что искал, а энергии и страсти у него было на двоих. В своем доме он хотел мира и никакой конкуренции — решающее слово должно было остаться за ним. Женой и детьми он управлял с тем же невозмутимым авторитетом.
— Посмотри-ка на нашу Эмми, Дэн. — Кэйт уже обнимала меня. — Честное слово, просто удовольствие видеть тебя не в твоем черном платье.
Она прибавила в весе с тех пор, как мы виделись в последний раз, но все еще оставалась хорошенькой и по-прежнему предпочитала пурпурный цвет одежды. Ее наряды были такими же роскошными, без скидки на возраст, но когда Кэйт улыбалась и говорила, то вы забывали про ее годы. Это была одна из самых известных женщин Мельбурна, хотя ее имя никогда не значилось в списках приглашенных на бал у губернатора.
Дэн поцеловал меня и спросил:
— Ну, Эмми, какие новости от Адама?
Он слушал, кивая головой, пока я пересказала ему то, что раньше уже сообщила Розе. Его высокая костистая фигура стала слегка сутулой, но массивные плечи все еще были мускулистыми и тяжелыми; правда, борода поседела, да и волосы тоже.
— Скоро будет готов корабль для Адама, — сказал он, — рейсы станут намного короче, и он чаще станет бывать дома.
Дэн инстинктивно, сердцем чувствовал мое одиночество и пытался успокоить меня без слов. Это был добрейший человек, какого я когда-либо видела, и весь Мельбурн знал его доброту. В пивной торговля шла оживленно, но у Дэна Мэгьюри никогда не было денег на банковском счету. Деньги уходили, как вода меж пальцев, — кредиты, подарки, бесплатные угощения, одежда для Пэта, мебель, книги Кону, пони для детей Ларри.
Ларри пытался остановить утечку денег, но это было все равно, что пальцем затыкать шлюз. В конце концов, он стал даже находить своеобразное удовлетворение в том, что не мог предотвратить краха, — его отец был известен как самый щедрый человек в городе.
— Я бы хотела поехать вместе с Коном, — вдруг несмело сказала Маргарет. — Не так уж важно, где мы будем жить, это ведь ненадолго… я уверена, что мы смогли бы все устроить.
— Ты не хочешь понять, дорогая, — твердо ответил Ларри. — Сидней отличается от Мельбурна… здесь у тебя родители, друзья. Там ты будешь одинока, а тех денег, которые Кон будет получать сначала, не хватит, чтобы дать тебе все, к чему ты привыкла.
— Это неважно, — горячо и быстро сказала она. — Никто никогда не спрашивал меня, не хочу ли я прожить без каких-то вещей. — Голос ее вдруг зазвучал с надеждой. — Я могла бы прожить… я умею шить, брала уроки кулинарии.
Ларри с улыбкой покачал головой. У него было такое выражение лица, словно одна из его юных дочерей предложила упаковать вещи и ехать в Сидней.
— Что? Без пышной свадьбы, без подарков, без дома, куда ты можешь отправиться? Тебе это вовсе не понравится, Маргарет! — Он снова покачал головой. — Самое лучшее — подождать. Через год Кон будет в состоянии взять кредит и построить для тебя такой дом, который должен у тебя быть. Он осядет здесь, в Мельбурне, и ты не разлучишься с родителями. Это лучший путь, чтобы начать семейную жизнь, поверь мне, Маргарет.
— Но если она так хочет… — вставил Кон.
Ларри прервал его жестом, сдвинув брови, словно предупреждая.
— Ты должен думать о Маргарет, Кон, — думать о том, как для нее будет лучше.
Дискуссия закончилась, и надежда ушла. Ларри был покровителем Кона, и если бы он мог, то спланировал бы каждый шаг своего брата, всю его жизнь. Тот факт, что Маргарет Курран влюбится в Кона, не был предусмотрен, но это можно было считать большой удачей.
Курраны были состоятельными людьми и занимали определенное положение в обществе; когда-то Михаэль Курран вложил средства в бизнес Сэма Джексона и занимался в компании юридическими вопросами. Женитьба Маргарет и Кона означала дальнейшее процветание семьи Мэгьюри, еще один шаг к укреплению семьи и ее связей. Поэтому будущий брак нужно было охранять от грубых ветров обстоятельств. Ларри хотел сам присмотреть за тем, чтобы ни одна неприятность не коснулась Маргарет и Кона.
Он повел меня на другой конец комнаты, чтобы я могла поприветствовать судью Куррана, который доводился Маргарет дядей, и я шепнула:
— Не лучше ли предоставить им самим для себя что-то сделать?
Он отмахнулся от моего предложения.
— Они еще дети, — сказал он. — Я должен помочь им избежать ошибок.
Я придержала его за руку.
— Но на Эрике мальчики его возраста имели семью… и некоторые из них уже умерли. Син был не старше Кона.
Его лицо стало жестким. Я поняла, что больше он не желает меня слушать.
— Посмотри вокруг, Эмми. Мы далеко ушли от Эрики.
За обедом я обдумывала слова Ларри. Это была семейная вечеринка; кроме семьи Мэгьюри, присутствовали Курраны, судья и миссис Курран, Джексоны, а также брат Сэма Джексона, член законодательного Совета. Стол искрился от серебряной посуды и хрусталя, а белая скатерть камчатного полотна была так безупречно выглажена, словно горничная целый день гладила ее утюгом. Такой стол мог устроить и Джон Лэнгли.
Хозяева этого стола были людьми, которые выставили напоказ самое лучшее, что собирались отдать. Я не пропустила ни того, как Ларри удовлетворенно кивнул Юнис, ни того, как в ответ она счастливо улыбнулась. Ларри надел белый галстук и был поразительно красив. Лицо его было слишком обветренное, слишком цыганское, слишком много носило следов жизненной борьбы, чтобы принять его за аристократа. Но он хорошо знал свой путь.
Для Кона же Австралия представала совсем другой, у них был разный опыт. Он мог жениться на избалованной девушке, которая ни за что не выжила бы на Эрике, и был прав. Его внуки будут хвастать тем, что он начинал свой путь в Балларате. Но для этого и следующего поколений Эрику лучше всего было оставить для личных воспоминаний. Об Эрике нельзя было упоминать в солидном, процветающем доме Ларри с его мебелью красного дерева и столовой, обитой красным штофом.
Справа от меня Юнис посадила брата Сэма Джексона, своего дядю Вильяма. Я раньше никогда с ним не встречалась, но он заговорил со мной об Адаме. Адам перевозил для него грузы на «Розе Лэнгли», а еще раньше на «Энтерпрайзе».
— Он хороший капитан — мы плавали вместе в этих водах, и Джону Лэнгли это должно быть известно. Я знаю, что у него хорошая репутация и в Сиднее тоже. Помню то время, когда он привез мне
