потому есть определенность внешности, что оно есть внутреннее; наоборот, внешнее есть лишь внутреннее, так как оно есть лишь внешнее. Так как именно это единство формы содержит в себе оба его определения, как противоположные, то их тожество есть лишь этот переход; и в нем дано лишь другое обоих, а не их полное содержания тожество. Или, иначе, это сохранение формы есть вообще сторона определенности. То, что положено по ней, есть не реальная полнота целого, а полнота или сама вещь лишь в определенности формы; так как последняя есть просто связанное вместе единство обоих противоположных определений, то, поскольку одно из них берется за первое, – а все равно, какое берется таким образом – об основе или вещи, следует сказать, что она тем самым имеет столь же существенно другую определенность, но также лишь в другой; также, как уже было сказано, что она есть лишь в первой.{113}
Таким образом нечто, которое есть еще лишь внутреннее, именно потому есть лишь внешнее. Или наоборот нечто, которое есть лишь внешнее, именно потому есть лишь внутреннее. Или, иначе, так как внутреннее определено, как сущность, а внешнее – как бытие, то некоторая (мыслимая) вещь, поскольку она есть в своей сущности, именно потому есть лишь непосредственное бытие; или вещь, которая только есть, именно потому находится еще в своей сущности. Внешнее и внутреннее суть определенность, положенная так, что каждое из этих определений не только предполагает другое и переходит в него, как в свою истину, но что оно, поскольку оно есть эта истина другого, остается положенным, как определенность, и указывает на полноту их обоих. Внутреннее есть тем самым завершение сущности по форме. Сущность, поскольку она именно определена, как внутреннее, содержит в себе указание на то, что она недостаточна и есть лишь отношение к своему другому, к внешнему; но последнее есть равным образом не только бытие или также осуществление, а относящееся к сущности или к внутреннему. Но дано не только взаимное отношение обоих, а то определенное отношение абсолютной формы, по коему каждое непосредственно есть его противоположность, и их обоюдное отношение к их третьему или, правильнее, к их единству. Их опосредование лишено однако этой содержащей их оба тожественной основы; их отношение есть поэтому непосредственное превращение одного в другое; и это связывающее их отрицательное единство есть простая бессодержательная точка.
Примечание. Движение сущности есть вообще становление понятия. В отношении внутреннего и внешнего именно выступает тот существенный момент понятия, что каждое из них есть непосредственно не только свое другое, но также полнота целого. Но эта полнота в понятии, как таковом, есть общее, – основа, которой в отношении внутреннего и внешнего еще нет. В отрицательном тожестве внутреннего и внешнего, составляющем непосредственное превращение одного из этих определений в другое, еще не достает также той основы, которая была ранее названа мыслимою вещью (Sache).
Весьма важно обратить внимание на неопосредованное тожество формы, как оно положено здесь еще без полного содержанием движения самой вещи. Оно выступает в вещи, как последняя есть в своем начале. Так чистое бытие есть непосредственно ничто. Вообще, все реальное в своем начале есть такое лишь непосредственное тожество; ибо в его начале моменты еще не противоположены и не развиты, с одной стороны, еще не приняты внутрь (errinert) из внешности, а с другой – еще не обнаружены и не выделены извнутри через свою деятельность; поэтому оно есть внутреннее, лишь как определенность относительно внешнего, и внешнее, лишь как определенность относительно внутреннего. Тем самым оно есть отчасти лишь непосредственное бытие; отчасти же, поскольку оно есть также отрицательность, долженствующая стать деятельностью развития, оно, как таковое, есть по существу пока лишь нечто внутреннее. Во всяком {114}природном, научном и духовном развитии вообще оказывается, и очень важно убедиться в этом, что первое, пока нечто есть лишь внутреннее или также внутри своего понятия, именно потому есть лишь непосредственное, пассивное существование последнего. Так, обращаясь к ближайшему примеру – рассмотренное здесь существенное отношение прежде, чем оно получило движение и реализовалось через опосредование, через отношение силы, есть лишь отношение в себе, его понятие, или есть пока внутреннее. Но именно потому оно есть лишь внешнее, непосредственное отношение, отношение целого и частей, стороны которого имеют одна против другой безразличную устойчивость. Так, сфера бытия вообще есть сначала просто лишь еще внутреннее, и потому она есть сфера сущей непосредственности или внешности. Сущность есть сначала лишь внутреннее; и именно потому она принимается также за вполне внешнюю бессистемную совокупность; говорят сущность школы, сущность газеты, разумея под этим нечто сочетанное через внешнюю связь существующих предметов, поскольку она возникает без всякого существенного соединения, без организации. Или, обращаясь к конкретным предметам, зародыш растения или дитя еще внутреннее растение, внутренний человек. Но именно потому растение или человек, как зародыш, есть нечто непосредственное, внешнее, не сообщившее еще себе отрицательного отношения к себе самому, нечто пассивное, преданное инобытию. Так, и Бог в своем непосредственном понятии не есть дух; дух не есть непосредственная, противоположная опосредованию, но, напротив, вечно полагающая свою непосредственность и возвращающаяся от нее к себе сущность. Непосредственно Бог есть поэтому лишь природа. Или, иначе, природа есть лишь внутренний, действительный не как дух и потому не истинный Бог. Или, иначе, Бог в мышлении, как первом мышлении, есть лишь чистое бытие, или также сущность, отвлеченное абсолютное, а не Бог, как абсолютный дух, составляющий единственно истинную природу Бога.
3. Первое из рассмотренных тожеств внутреннего и внешнего есть безразличная как к отличению этих определений, так и к какой-либо их внешней форме основа или содержание. Второе есть неопосредованное тожество различаемого в них, непосредственное превращение каждого в свою противоположность или чистая форма. Но оба эти тожества суть лишь стороны одной и той же полноты, или, иначе, она сама есть лишь превращение одной из них в другую. Полнота, как основа и содержание, есть эта рефлектированная в себя непосредственность лишь через предполагающую рефлексию формы, снимающей свое различение и полагающей себя против него, как безразличное тожество, как рефлектированное единство. Или, иначе, содержание есть сама форма, поскольку она определяет себя, как различие, и обращает себя саму в одну из своих сторон, как внешность, в другую, как рефлектированную в себе непосредственность или внутренность.
Поэтому же, наоборот, отличения формы, внутреннее и внешнее, суть каждое положенное в нем самом, как полнота себя и своего другого; {115}внутреннее, как простое рефлектированное в себя тожество, как непосредственное и потому также как бытие и внешность, как сущность; и внешнее, как внешнее лишь в смысле многообразного определенного бытия, т.е. положенное, как несущественное и возвратившееся в свое основание, стало быть, как внутреннее. Этот переход одного в другое есть их непосредственное тожество, как основа; но он есть также их опосредованное тожество; а именно каждое из них есть то, что оно есть, полнота отношения, лишь через свое другое. Или, наоборот, определенность каждой из этих сторон тем, что она в ней есть полнота, опосредована с другою определенностью; полнота опосредывается, таким образом, через форму
