Я подождала, пока уймется нервная дрожь, и решительно поднялась.
— Вереск, если вам не нужна моя помощь, то я, пожалуй, отправлюсь спать. Осторожней с пистолетом, не нажимайте на спусковой крючок. Подозреваю, что он взведен — во всяком случае, я бы взвела перед тем, как перемещаться.
Полуэльф стремительно и грациозно поднялся с пола.
— Ох. Прошу извинить меня, Юлия. Я увлекся, — разумеется, ни капли раскаяния в голосе не было, но, по крайней мере, взгляд сфокусировался на мне. — Амулеты и артефакты подождут. Мы ведь с вами не закончили беседу.
Я кивнула, но осталась стоять, демонстрируя готовность довести беседу до логического завершения немедленно.
— Я понимаю ваше беспокойство за жизнь и безопасность друга. Тем более такого друга, который сам о своей жизни не особо беспокоится. Но я не могу сделать то, о чем вы просите, Вереск. Для меня это больше, чем просто прихоть. В некотором роде это тоже вопрос жизни и смерти. И кроме того, я, в отличие от вас, полностью доверяю своей интуиции, а она подсказывает, что мое место — здесь. Разумеется, если я буду на сто процентов уверена, что мое пребывание рядом с Женей несет непосредственную угрозу его жизни, я уберусь с максимально возможной скоростью. Но не раньше. Так что не надейтесь, что я сдамся без боя, — последняя фраза прозвучала слишком резко, и я смягчила ее улыбкой.
— Ну хорошо, я понял, — сдержанно сказал Вереск. — Я не стану предлагать вам сдаться. Как насчет перемирия?
— На каких условиях? — мгновенно сориентировалась я.
— Перестаньте лезть на рожон. Ваши необдуманные поступки ставят под угрозу безопасность всей команды. По крайней мере, советуйтесь с Женей или со мной прежде, чем ринуться в очередную авантюру.
— Хорошо. Только если вы признаете за мной наличие разума и право выдвигать идеи.
— Договорились.
— Договорились.
Мы синхронно потянулись за бокалами и приподняли их в приветственном жесте.
— За перемирие, — с суховатой улыбкой предложил Вереск.
— За перемирие, — согласилась я.
В спальне было темно и неожиданно прохладно. Возможно, действовало какое-нибудь кондиционирующее заклинание. В конце концов, магу воздуха это должно быть раз плюнуть.
Чистое белье я предусмотрительно постелила еще днем, и теперь, стаскивая опостылевшие ботинки и тяжелые дорожные брюки, сладострастно мечтала о том, как растянусь на свежей хрустящей простыне. Одна на просторной кровати — хочешь, ложись вдоль, хочешь — поперек, никто не упирается в бок костлявыми коленками и не натягивает на себя одеяло. Мечта!
Но оставшись в одном белье, я зябко поежилась, закуталась с головой в уютное пуховое одеяло и уселась посреди огромной кровати — замерзший воробей посреди аэродрома. Впервые за последние несколько дней я осталась в полном одиночестве, и то ли с непривычки, то ли по контрасту с насыщенным событиями днем, вместо ожидаемого облегчения на меня навалилась тоска и депрессия.
Я не выдержала накала страстей и расплакалась. Сидела, размазывала по щекам слезы и чувствовала себя самым несчастным, самым одиноким, самым бесприютным существом в мире. Как отчаявшийся пятнадцатилетний подросток.
«Бинго!» — радостно пропел внутренний голос.
В первый момент я не поняла, что он имеет в виду. А когда до меня дошло, вскочила с кровати и лихорадочно принялась натягивать брюки. Точно! Ну какая же я свинья — совсем забыла про Ника. Бедный ребенок проснулся от шума потасовки в гостиной, наверняка решил, что там без него началось самое интересное, а его все бросили, как бесполезную вещь, и теперь ужасно переживает.
«Бедному ребенку, на секундочку, уже пятнадцать лет, — недовольно напомнил Умник. — С каких это пор ты взяла на себя ответственность за его душевное состояние?»
«Прояви сострадание, жлоб. Нам с тобой было пятнадцать не так давно. Жуткий возраст.»
«Ну-ну. Мальчишка посмотрел на тебя своими наивными большими глазами, разок попросил помощи — и готово дело, в тебе проснулся материнский инстинкт. «Игры, в которые играют люди», часть две тыщщи пятая с половиной. Юля, тобой так легко манипулировать, что порой мне становится за тебя просто страшно.»
«Зашибись, какой ты у меня умный, — огрызнулась я. — Просто диву даешься, как я при таком гениальном советчике ухитрилась остаться такой дурой.»
«Ты просто не умеешь мной грамотно пользоваться, — пояснил внутренний голос, на сей раз без тени сарказма. — Не забывай, я ведь твоя интуиция.»
«Ну извини, дорогой. Руководство пользователя в комплект поставки не входило,» — от того, что я осознавала его правоту, мои слова прозвучали особенно мрачно.
Я тихонько постучала в соседнюю спальню.
— Кто там? — глухо спросили из-за двери.
— Это я. Юля. Можно войти?
— Да.
Ник сидел посреди кровати, закутавшись в одеяло.
— Что-то случилось? — голос у него был сдавленный от слез.
Я покачала головой.
— Можно, я сяду?
Мальчишка подвинулся на пару миллиметров.
— Мне просто показалось, что тебе грустно и одиноко. Я… ну, чувствую такие вещи. Немного. Это так?
— Угу, — всхлипнул Ник.
Пока я размышляла, как бы поделикатнее расспросить подростка о причинах трагедии, Ник заговорил сам. Сбивчиво, эмоционально и без остановки. Он говорил — я слушала. Молча. Потому что одиночество — вообще неудачная тема для шуток, а когда тебе пятнадцать, это просто убийственно серьезно. Он говорил о том, что его никто не понимает. Что друзей у него нет, потому что кто же захочет дружить с «бастардом, полукровкой… и вообще». Папа вечно занят делами государственной важности. Старшие братья только насмехаются. Он хотел доказать, что уже вырос и заслуживает уважения, но вышло только хуже. И сам влип в жуткую историю, и случайных знакомых втравил в неприятности. И случайным знакомым, кстати, тоже нет до него никакого дела — сдадут с рук на руки папе, получат награду и отправятся по своим делам. И даже Женя… о, Женя!..
Если до сих пор парнишка держался в рамках и только иногда всхлипывал, то при воспоминании о неотразимом белль Канто слезы брызнули у него из глаз бурным потоком. Я осторожно погладила его по плечу. Ник с готовностью уткнул зареванную мордашку в мои колени и в голос разрыдался.
Я неловко обнимала трогательно-хрупкие, совсем девчоночьи плечики, машинально ерошила густые непослушные волосы и чувствовала себя ужасно глупо. Что полагается делать с рыдающим человеком? А если это подросток? А если это влюбленный подросток?
