пьяные, конечно! – развлекают немецких лейтенантов! Поют перед ними и подают вино. Позор!
… Мимо прогромыхал трамвай: вот уже восьмой год здесь ходят трамваи, все привыкли. Впереди послышались громкие голоса, смех, музыка – кто-то играл на рояле. А, ну конечно: вон светятся окна первых двух этажей красивого особняка. Это был один из самых заметных домов на Пушкинской, четырехэтажный, окна-люкарны на мансарде обвиты лепным орнаментом с чудесными женскими головками. Двери на высокое крыльцо-веранду распахнуты, группа молодых людей, все весело разговаривают. Дмитрий почти прошел мимо по противоположной стороне, как вдруг его окликнули:
– Митя, Митенька!
От крыльца через дорогу к нему бежал брат Саша. Схватил за руку:
– Вот удача, что я тебя увидел! Пошли к нам, Таня Ресслер вечеринку устроила для друзей, ты ведь тоже ее знаешь!
Ах да, Митя вспомнил: это дом семьи Ресслер. Таня – внучка знаменитого харьковского купца Юма, много сделавшего для города. Это он построил этот дом на Немецкой улице, так с самого начала называлась Пушкинская. Еще в самом начале минувшего, девятнадцатого века городская дума пригласила лучших иностранных мастеров разных профессий и выделила им эту улицу для застройки. Приезжали иностранцы семьями, большинство были как раз немцами, вот улица и получила свое название. И только недавно, к столетию со дня рождения любимого всеми поэта, уже красиво застроенная, она переименовалась в Пушкинскую… Отец Тани тоже был известный специалист, ведущий инженер паровозостроительного завода.
– Пойдем, Митя, – не отставал Саша, – там весело! И Катя тоже с нами!
Отказать Саше совершенно невозможно, так он радуется встрече, смотрит на старшего брата с обожанием. По-настоящему он кузен, но Дмитрий об этом и не вспоминает. Когда он стал жить в доме дяди как сын, Саше и двух лет не было, росли вместе, братишка всегда стремился быть рядом, все повторял за ним, подражал…
Саша первый взбежал на крыльцо с радостным восклицанием:
– Друзья, кто еще не знает, знакомьтесь, мой старший брат Дмитрий Кандауров!
Но многих Митя знал, знали и его.
– Нам как раз недоставало третьего кавалера! – воскликнула полненькая черноглазая барышня, курившая длинную папироску.
И в самом деле: на веранде стояли три девушки и двое парней. Таня Ресслер в наброшенной на плече шали протянула Дмитрию ладошку, подхватила:
– Да, пожалуйста, развлеките Ларису, ей так скучно, что она вот-вот уведет моего кавалера.
Она демонстративно положила руку на локоть Саши, который он, надо сказать, ловко и с радостью подставил ей. Все засмеялись, а Таня и Саша обменялись взглядами, которые Митя сразу же расшифровал и, немного удивляясь, воскликнул мысленно: «Ого, а братишка-то вырос уже. И правда кавалер…»
– Я открою вам секрет. – Таня сделала паузу, оглядывая компанию, но вдруг, сбивая таинственность, махнула рукой. – Хотя уже завтра или послезавтра это секретом не будет. Сегодня днем мой папа был в штабе военного коменданта полковника Шаповалова. Там говорят, что в Германии вот-вот начнется настоящая революция!
– Это не секрет, – развел руками еще один парень из компании. – Там давно уже бунтуют, как у нас год назад.
– Тем не менее немецкие войска собираются уходить, оставляют Харьков!
– Правда? И на кого же? – спросил Саша.
– На Запорожский корпус Болбочана, – ответил ему Дмитрий.
– Значит, нас будут охранять казаки, – протянула Лариса, выпуская меланхолично струйку дыма.
– Недолго, – Митя пожал плечами. – Думаю, скоро им на смену придут другие «защитники»… Петлюра уже под Киевом, сюда тоже пожалует.
– Все-то вы знаете, господин Кандауров! Конечно, ведь вы с отцом Александра вместе работали, даже несколько таинственных преступлений раскрыли… У вас наследственный дар!
Таня лукаво глянула на Сашу, а тот, нимало не смущаясь, улыбнулся ей и кивнул брату: да, я рассказал. Митя пожал плечами:
– Что ж, надо кому-то в семье и наследственным даром обладать, и наследственное дело продолжить. Александр ведь у нас будущий механик или химик…
Саша и вправду стал студентом Технологического института императора Александра III. И если первый курс он окончил, то занятия на втором почти и не начинались – городу было не до того.
– А ваша семья, Таня, не собирается уходить с немецкими войсками на историческую родину? – спросил Дмитрий девушку.
– Вовсе нет, – тряхнула она завитыми локонами. – Мы ведь давно уже русские немцы. Все, пойдемте в комнаты, здесь становится прохладно. Танцевать, танцевать!..
«Русские немцы, – покидая следом веранду, тихо покачал головой Митя. – А придут оголтелые украинские державники…»
Он вдруг вспомнил – даже не заметил, как машинально приложил руку к сердцу, сильно забившемуся, – другую девушку, тоже немку, Женни Штоль. Она не захотела стать предательницей, предпочла смерть… Да, два года назад… И ее брат, совсем юноша, очень больной, как он тогда сказал? «Легко вам, русскому, живущему в России, быть русским патриотом». То есть им, не русским, этот выбор давался трудно. Но ведь теперь и они, русские, не в России оказались. Не в Российской империи…
В большой, ярко освещенной комнате играли вальс, несколько пар танцевали. К Дмитрию тут же подбежала Катя.
– Митенька, и ты здесь!
Вообще-то по возрасту Кате рановато бывать на таких вечеринках, но это был дом ее лучшей подружки Эмилии Ресслер: девочки учились в одном классе в Мариинке. Сама Эммочка, такая же, как и Катюша, веселая двенадцатилетняя девочка, уже крутилась рядом, и как только заиграла музыка, игриво присела в книксене перед Митей:
– Давайте потанцуем! Пока Таня с одним твоим братом танцует, я – с другим.
Митя с удовольствием покрутил юную барышню в вальсе, потом присоединился к молодежной компании, собравшейся вокруг Саши и Тани. У младшего брата было много друзей, приятелей, и хотя сам Саша никогда не стремился в лидеры, всегда оказывался центром и душой компаний. Сейчас тоже он что-то живо обсуждал с ребятами. Дмитрий подошел и понял, что разговор идет о государе и царской семье.
– Они все живы, – горячо говорила Таня, оглядывая всех блестящими от возбуждения глазами. – Их тайно переправили в Германию, в замок Фридберг! Это ведь родовой замок императрицы.
– Это просто слухи, – возразил ей, нахмурив брови, молодой человек, которого Дмитрий не знал. – Как это было возможно?
– Господин лейтенант! – Таня повернулась к одному из офицеров. – Ну вы-то слыхали? Об этом говорил капитан Винклер из штаба!
– Слышал, – кивнул лейтенант. – Как будто бы Вильгельм сговорился с большевиками. Вроде это было тайным условием Брестского мира.
– Ой, как было бы славно! – захлопала в ладоши Лариса. – Я верю, верю! Немцы и большевики, они ведь заодно.
– А чтобы солдаты и рабочие не бунтовали, всем объявили о расстреле, – теперь уже совершенно уверенно разъяснила Таня.
– И чтобы вывести из игры нас, офицеров, – подхватил лейтенант. – Нет царя, не за кого, значит, и воевать…
Саша быстро глянул на Митю, чуть пожал плечами, как будто хотел сказать: «Хотелось бы верить, но…»
Что ж, в их семье был человек, кто информацию умел отделять от слухов и анализировать ее. Викентий Павлович Петрусенко еще летом сказал:
– Я так надеялся, что этого не произойдет. Увы…
И пошел в воскресный июльский день на панихиду, которую служил по убиенному царю Николаю Второму харьковский митрополит Антоний Храповицкий. Они были там, на переполненной скорбящим
