оправданны формально с точки зрения принципов политики 'открытых дверей'. Но они неоправданны с точки зрения принципов войны, которую ведут японцы, и выдвинутого Японией требования признать сложившееся в данный момент соотношение сил в Китае. И то, и другое — и состояние войны, и новое соотношение сил — автоматически и более или менее полностью закрывает 'открытые двери' и ставит на место 'максимальных привилегий' всех держав монополию хозяйственных потребностей Японии.
В этой новой области, входящей в 'блок иены', есть только одна брешь иностранные к о н ц е с с и и в Тяньцзине, Шанхае и Кантоне, международно-правовая основа которых допускает игнорирование японских законов о военном хозяйстве; поэтому они становятся важными опорными пунктами иностранных и китайских мероприятий, направленных на подрыв хозяйственной и политической гегемонии японцев. И поэтому за намерением Японии отменить или существенно ограничить действие принципов 'договора девяти держав' кроется вопрос об отмене или ограничении самостоятельности иностранных концессий и даже об экстерриториальности иностранцев (которая уже отменена в Маньчжоу-Го). Тем самым, конечно, затрагиваются вопросы, которые могут оказаться 'начиненными взрывчаткой'. Решимость японского руководства сделать со временем все выводы из факта, что важнейшие районы Китая уже оккупированы, была выражена в правительственном заявлении от 3 ноября как-то смутно. Напротив, представитель Министерства иностранных дел и вся японская пресса, которым в данном случае не оставалось ничего иного, как воспроизвести официальную версию, интерпретировали смысл правительственного заявления со всей резкостью. Представители министерства и комментарии прессы подчеркивали в особенности, что д о г о в о р д е в я т и д е р ж а в практически уже л и ш и л с я с и л ы, что следует-де лишь официально заявить о его недействительности. И был выдвинут принцип, что впредь всякое использование западными державами гарантированных в прошлом хозяйственных прав в Китае будет ставиться в зависимость от признания ими военной и политической гегемонии Японии в Китае.
Особенно резко это было дано понять А н г л и и и Ф р а н ц и и, политическая неприязнь к которым выражается намного сильнее, чем к Советскому Союзу, едва упоминаемому. Бросается в глаза, что Америка по-прежнему настаивает на действенности 'договора девяти держав', бросается потому, что как раз Соединенные Штаты в довольно резкой ноте 6 ноября потребовали от Японии разъяснений, а кроме того, они слывут 'отцом договора девяти держав'. Если в Токио и не верят в совместный дипломатический демарш трех главных держав (Соединенных Штатов, Англии и Франции), а в совместные хозяйственные репрессии этих держав не верят и подавно, то уже одна мысль о теоретической возможности 'хозяйственных санкций' достаточно неприятна. В Токио очень хорошо знают, что даже сильно ограниченные военные потребности более чем наполовину удовлетворяются ввозом из англо-американских хозяйственных областей. А поэтому, кажется, существует намерение применять новую японскую политику в Китае по отношению к Соединенным Штатам эластичнее, чем по отношению к Англии и Франции. Одновременно видны усилия обосновать новую восточноазиатскую политику не только изменением в соотношении сил, но и идеологически. При этом особую роль играет попытка поставить гегемонию в Восточной Азии на одну доску с борьбой против коммунизма, которую ведет Япония. Но наряду с этим японские притязания на гегемонию сравниваются с американской 'доктриной Монро'. Кроме того, 'договор девяти держав' объявляется 'несовместимым' и 'с независимостью нового Китая'. Этот договор стал-де колониальным эксплуататорским договором, и Япония должна требовать его отмены.
В ближайшее время должен начаться дипломатический спор с главными участниками 'договора девяти держав'. Между тем ответ на американскую ноту протеста уже дан, однако государственный департамент в Вашингтоне объявил его 'неудовлетворительным'. Англия тоже дожидается продолжения переговоров о так называемых нарушениях ее прав в Китае. А адресованные Франции японские протесты по поводу снабжения Китая оружием через Индокитай заставляли ожидать резких формулировок. Однако еще важнее, чем достижение признания западными державами новой роли Японии в Восточной Азии, была задача дополнить уже обеспеченное военное господство такими хозяйственными и политическими достижениями, которые включили бы Китай в сферу японского господства не только теоретически, но и практически. За границей, особенно в Англии, сомневаются в способностях и хозяйственных силах Японии, необходимых, чтобы справиться с этой чрезвычайной задачей после того, как только ее военная сторона вызвала в Японии значительные хозяйственные и финансовые трудности. Однако Япония, то есть ее руководство и особенно ее вооруженные силы, ни на минуту не сомневается в успехе новой восточноазиатской политики.
Все политические точки расставлены по своим местам.
Дом на Софийской
Наташа Звонарева доложила:
— Товарищ комкор, Иван Иванович в приемной.
Урицкий, не отрываясь от бумаг, кивнул.
Иван Иванович, по должности — помощник начальника управления, а по существу — завхоз, застыл в дверях.
Семен Петрович поднял голову.
— Дом военведа на Софийской набережной знаешь?
— Как не знать! Номер тридцать четыре.
— Забронированные для нас комнаты свободны?
— Только-только освободились… — уклончиво начал Иван Иванович.
— Выбери большую, самую светлую. Чтобы и для малыша подходила. Подбери мебель. Словом, надо устроить одному человеку праздник.
Завхоз кивнул:
— Понятно… А на кого прикажете оформлять?
Урицкий помедлил. Потом сказал:
— На имя Максимовой Екатерины Александровны. Ее адрес: Нижне-Кисловский переулок, дом восемь дробь два, квартира двенадцать.
В доме на Софийской, большом, толстостенном, с овальными венецианскими окнами и широчайшими коридорами, Иван Иванович согласно приказу отобрал на четвертом этаже самую хорошую, на свой взгляд, комнату: два окна смотрели на Москву-реку, на Кремль, где видна Спасская башня. Завез новую, еще пахнущую клеем мебель. И с ордером торжественно отправился в Нижне-Кисловский. В своей хлопотной работе он особенно любил эти торжественные и такие редкие моменты вручения ордеров.
Но его ждало разочарование: дверь комнаты Максимовой оказалась на запоре. Каково же было удивление Ивана Ивановича, когда дверь не открылась перед ним ни назавтра, ни послезавтра, ни через неделю… Приказ есть приказ — и завхоз по дороге на работу и возвращаясь домой, днем, вечером и даже на рассвете наведывался в Нижне-Кисловский. Однако владелица ордера не спешила объявиться. Ничего не могли сказать и соседи.
— Представляешь? — поделился Иван Иванович с Наташей. — Кто она такая? Вроде и не наша?
— Наша, — ответила Наташа и сама, разволновавшись, препроводила его в кабинет комкора.
— На работе не поинтересовался? — прервал Урицкий сетования Ивана Ивановича.
На заводе секрет таинственного исчезновения Екатерины Александровны тотчас открылся: на 'Точизмерителе' выполняется ответственный заказ, весь коллектив встал на вахту. А тут, как на грех, заболели оба бригадира сменщики Максимовой. Чтобы не сорвать задание, Катя работала все это время за них, руководила по очереди тремя бригадами. Спала тут же в конторке, на железной солдатской койке.
Прямо в цехе Иван Иванович и передал Кате ордер и ключ от ее новой квартиры.
…Вахта закончилась 13 марта. Катя переехала на Софийскую набережную. Взяла с собой из Нижне- Кисловского только самое необходимое: пусть в новом доме начнется новая их жизнь. Книги перевезла все до одной — его книги и свои. Книги на русском и немецком. На полке выстроились в ряд глиняные фигурки женщин разных стран. Те, что ей он подарил.
У большого окна, там, куда падали в полдень и не угасали до вечера солнечные лучи, оставила свободное место…
