— Да, это ты хорошо сказала. После того, как я на Гидеона…
— А, поняла? Вот и думай теперь.
— Умная ты…
— Нет. — Сай тихо засмеялась. — Я не умная, я мудрая. Все шаманки мудрые, даже которые полные дуры.
— Ерунда какая-то получается. — Паола не выдержала, тоже рассмеялась.
— Так бывает, — кивнула Сай. — Я тебе после как-нибудь расскажу. Если захочешь. А, еще одно. Этот, второй, уходит иногда. К кому-то еще. И там он злой.
Паола поежилась. Ей не хотелось знать, кого ненавидит Фабиан. Не ее, и хвала Всевышнему. Но вдруг подумалось: если все это правда, если мы живем, не зная, как наши мертвые помогают нам или мешают… а если из-за его ненависти кто-то погибнет, проиграет бой, не сумеет остановить врага?
— Скажи, Сай, а они… ну, мертвые… они понимают, что делают?
— Конечно! Почему ж нет.
Тогда, подумала Паола, Фабиан не станет вредить. Он же не хочет, чтобы Империя проиграла войну?
— Только, — добавила Сай, — вот ты, живая, всегда понимаешь, какое именно будущее создает твоя любовь или твоя ненависть? Какой твой шаг приведет к добру, а какой к беде?
Мне это уже говорили, вспомнила Паола. Что толку в предсказаниях, если мы слепы, выбирая путь. Пробормотала:
— Я просто не хочу думать о нем плохо.
— Так не думай.
— Знаешь, когда они оба были живы… они чудесные были, оба. Такие веселые. С ними было так хорошо. А потом… Знаешь, мне кажется иногда, что это все неправда. Не могли они погибнуть. Не должны были.
Сай ничего не ответила. Помолчала, прикрыв глаза. Потом вдруг сказала:
— Третья — как ты.
— Как — как я? — не поняла Паола.
— С крыльями. И добрая очень.
Кольнуло сердце:
— Хетта?..
— Она улетает и прилетает. У нее много тех, рядом с кем хочет быть. Всем помочь хочет. Боится за всех. Она рада, что смогла остаться и хоть так помогать.
Хетта…
— Она такая, — прошептала Паола. Стало грустно и немного стыдно: эта потеря уже почти стерлась из памяти. Слишком много всего пережили с тех пор…
Сай вдруг вскочила, сказала:
— Хватит о мертвых. Вставай.
— Зачем?
— Они хотят, чтобы ты жила, вот зачем! Пойдем жить, Паула.
— Паола.
Сай отмахнулась, вздернула Паолу на ноги, подставила плечо:
— Одета? Хорошо. Опирайся, пойдем.
Кожаная занавеска отлетела в сторону, в лицо Паоле ударил холодный, остро пахнущий полынью ветер.
— Гляди, солнце сегодня какое.
Паола послушно запрокинула голову. Взгляд утонул в синеве — яркой, даже ярче, чем дома. Вспомнилось вдруг: «Иногда нужно просто глядеть в небо».
Под крыльями резануло болью.
— Я никогда больше не взлечу, — сказала Паола. — Ни-ко-гда.
— Погляди на меня, — попросила вдруг Сай.
Паола обернулась к шаманке, вгляделась, словно впервые видит. Скуластое загорелое лицо, серо- зеленые глаза, чуть вздернутый нос, резкая линия губ… На голову накинута капюшоном клыкастая волчья морда, белая шкура едва прикрывает плечи, оставляя грудь полуголой. Темные косы перетянуты кожаными ремешками, золотые амулеты сверкают, костяные тускло белеют. На шее горит под солнцем алый камень. Такая чужая, но…
Вырвалось вдруг:
— Ты такая красивая!
— Ты тоже, — усмехнулась шаманка, — только худая очень. — Помолчала, добавила серьезно: — Я тоже никогда не взлечу. Ну и ничего.
На следующий день Паола спросила про Фабиана. Почему-то казалось важным узнать, как умер. Паола знала, он предпочел бы в бою — и уж ни в коем случае не пленником.
Сай пожала плечами. Предложила:
— У Таграна спроси, он там был. А я не знаю, нам с бабкой как тебя сгрузили, так и носа наружу не высовывала.
— Тагран это кто?
Шаманка усмехнулась:
— Придет, познакомлю. Вдруг все-таки полюбится.
— А, тот твой друг? Ладно, придет, спрошу. — Паола запнулась, от следующего вопроса на сердце заранее кошки скреблись. Но все-таки попросила: — Расскажи, кто еще трое.
Вместо ответа Сай швырнула в Паолу меховой накидкой:
— Вставай, пошли гулять. Тебе ходить надо.
И только когда прошли почти половину пути до становища, когда Паола, устав, села в траву отдышаться, вдруг спросила, став перед ней и, по своей привычке, дергая ремешок от косы:
— Почему ты боишься?
— Чего боюсь? — не поняла Паола.
— Ты просишь сказать, кто те трое, а сама боишься. Я ведь сказала, они не злые.
Это было — словно под дых ударили. У Паолы сами собой сжались кулаки. Неужели не ясно?!
— У нас война, — прошипела она. — Война, понимаешь ты, что это такое? Думаешь, мы с Фабианом сюда просто так пришли, от хорошей жизни? Да, я боюсь! Боюсь узнать, кто еще погиб! А ты бы не боялась?
Сай пожала плечами:
— Люди гибнут, так бывает. Ты не знала?
— Не смей смеяться!
— Я не смеюсь, — холодно ответила шаманка. — Это не смешно и не грустно, это жизнь. Все умирают. Многие умирают молодыми. Никто не знает, как умрет он сам и те, кто ему дорог. О чем тут говорить?
— Я хочу, чтобы они жили, — прошептала Паола.
— А я хочу, чтобы солнце с луной танцевали в небе, вода текла вверх, а пища сама приходила в котел. Глупо спорить с тем, чего не изменишь.
— Мудрая Сай, — фыркнула Паола. Почему-то всерьез сердиться на шаманку не получалось. Потому, наверное, что и она тоже была права. Они обе были правы…
— Да, — весело согласилась Сай, — я мудрая. Тебе повезло меня встретить. Вставай, пойдем обратно.
Поднявшись, Паола оглянулась на становище. Войлочные палатки стояли широким кругом, девушка прищурилась, считая: десять, одиннадцать?.. Между ними, на утоптанном пятачке, курились белесые дымки над сложенными из камней очагами. Женщины сидели тесной кучкой, занятые какой-то работой — какой, отсюда было не разглядеть. За палатками, вдалеке, пасся табун низкорослых степных коней, гнедых и рыжих, еще дальше блестела лента реки, а за рекой сизая степь сливалась с исчерканным ажурными перьями облаков небом.
