деньги торговой гильдии. Торговцы народ, конечно, прижимистый, но представительства ради пыль в глаза напустят, не поскромничают. А храм от основания крепости стоит. Скромен, зато стены толстые. Задумывалось как: если в крепость враг войдет, здесь особо защищаться можно. Вон гляди, у торгашей двери резные, двустворчатые, зато нашу тараном не вышибешь. А вышибешь, так одного воина хватит вход держать. У нас и колодец свой, и провизии запасы, и снадобий с эликсирами. Последний рубеж.
Варвар поглядел на старика уважительно.
— А вы заходите, — сказал тот, — в храме Отца Небесного всем гостям рады.
Внутри падающие из крохотных окон снопы света освещали мозаичный пол и росписи на стенах. Под высокими сводами металась ласточка.
— Залетела, Божья птаха, гнездо свила, — вздохнул жрец. — Вроде и непорядок, да не гнать же. Куда ей нынче…
— А тихо у вас, — сказала Паола.
— Есть время для молитвы, а есть для трудов. Занят народ. Стены строить нынче важней, чем докучать Всевышнему жалобами. Я вот молюсь да служка мой.
— Вас всего двое?!
— Всегда хватало.
Заштатный гарнизон, вспомнила Паола. Для молитвы — и верно, хватит. А раненых тут никогда много не бывало. Пока война не пришла.
Пока Паола говорила со жрецом, Тагран молча ходил от росписи к росписи. Разглядывал травы и крылатых дев, крестьян на тучных полях, рыцарей с копьями наперевес и архангелов-воителей, поражающих чудовищ. Обойдя храм по кругу, сказал:
— Красиво. Ваш бог любит жизнь, это правильно. Но мне больше нравится, что он любит воинов.
Боже, ахнула Паола, нас отсюда поганой метлой сейчас погонят: обсуждать Всевышнего с точки зрения «правильно — неправильно» и, того хуже, «нравится — не нравится»! Но жрец лишь рассмеялся тихонько. Сказал:
— За жизнь приходится сражаться. Ты воин, тебе ли не понимать.
— Это правильно, — согласился Тагран.
Несколько дней прошли в относительном спокойствии. Горожане укрепляли стены, радуясь передышке; если Проклятые хотели измотать их ожиданием штурма, то они явно просчитались. Каждый день отсрочки прибавлял стенам толщины, а людям — надежды.
К тому же, если посланный кастеляном гонец благополучно добрался до столицы, со дня на день могла подойти подмога.
— Странная осада, — бурчал Гайборн. — Они видят, что мы работаем на стенах, и даже не пытаются помешать. А ведь те их каменные твари могли бы разогнать…
Умолк, не договорив, прикрыл глаза ладонью от налетевшего дыма, вгляделся в мельтешение тварей по ту сторону стен. Нахмурился:
— Вон тех, красных, раньше не видел. Не их ли ждали?
Паола прищурилась, отыскивая «красных». Охнула, разглядев размах крыльев, бугры мускулов, отливающие сталью когти на могучих лапах:
— Спаси Всевышний, ну и чудовища!
— И откуда лезут… Иди-ка ты со стены, дева. Не нравятся мне они. Мало ли…
Никогда еще Паола не слушалась приказов так охотно.
Тем вечером она долго глядела в окно, на темные крыши и далекие отблески огня. Душу грызла тревога. Ощущение близящейся бури давило на плечи, делало воздух сухим и горьким. Кажется, впервые в жизни Паола по-настоящему боялась ложиться спать. Ночь обещала беду.
В конце концов девушка легла одетой, уговорив себя, что перед боем отдых необходим. Ей даже удалось заснуть — тревожным, прерывистым сном, в котором мельтешение знакомых лиц чередовалось с картинами огня, разрушения и гибели.
Вопреки ее страхам ночь прошла мирно, и наступившее в свой час утро тоже не принесло никаких изменений. Однако слова «что-то надвигается» повторяли этим утром все: Тагран, Дебора, Гайборн, лично принесший приказ кастеляна «отдыхать на месте, по городу не шляться», женщины на улицах и солдаты на стенах.
Ближе к полудню сгустилась духота. Жаркий воздух обжигал горло, беспрестанно тянуло кашлять. Во двор к Деборе пришел наряд городского ополчения.
— Велено стражу держать у колодцев, — сообщил старший, понурый дядька с прилипшими к потному лбу седыми волосами. — Чужих не подпускать, значится.
К колодцу Деборы ходила половина улицы, так что ополченцам скучать не пришлось. Паола глядела, как солдаты перешучиваются с пришедшими набрать холодной воды хозяйками, и думала: странный приказ. Это сколько же людей Квентин со стен снял? Чего боится?
После обеда Тагран предложил сходить на башню. «Отдыхать на месте» было тягостно, и Паола согласилась. Обычно они сразу поутру шли к воротам: там, ближе к квартире кастеляна, неизбежно собирались все вести и слухи, там можно было узнать, как прошла ночь и чего ожидать от наступившего дня. Но нынче Таграна и Паолу гнало одинаковое нетерпение — взглянуть своими глазами, что творится за стенами. Поэтому сначала пошли к Северной — самой близкой от их жилья, той самой, с которой в первый день Гайборн начал показывать им крепость.
На верхней площадке совещались стрелки. Увидев Таграна, махнули:
— Иди к нам, варвар. Погляди, до того курятника стрелу докинешь?
Паола фыркнула: группа переминающихся с ноги на ногу горгулий, сложивших крылья и вытянувших шеи, и впрямь напоминала стайку озабоченных очередным яйцом несушек.
— Свою — докину, — неторопливо ответил Тагран. — Надо?
— Командир велел пощекотать, — сплюнул стрелок. — А они, адово семя, нашу дальность изучили, под выстрел не суются.
Тагран достал две стрелы, отодвинул локтем посунувшегося ближе часового:
— Не лезь, мешаешь.
Паола затаила дыхание.
Двойной щелчок тетивы, слитный вжик двух стрел…
— Есть! — завопили солдаты.
— Силен варвар!
— Лихо стреляешь, парень!
Горгульи шарахнулись прочь, и лишь одна осталась топтаться на месте, заполошно хлопая крыльями и вопя так пронзительно, что Паоле захотелось заткнуть уши. Стрелы Таграна выбили ей глаза — самое уязвимое место каменной твари.
— Ну чисто ворона подбитая, — часовой смеялся, хлопая себя ладонями по коленям, — ну гляньте, люди добрые, красота какая! А еще можешь?
— Все, — Тагран забросил лук за спину, — других не достану, далеко.
— А ты до других башен прогуляйся, — ухмыльнулся стрелок.
Тагран ухмыльнулся в ответ:
— Можно. Прогуляемся, Ола?
— Давай. — Паола тряхнула головой, отгоняя внезапно навалившуюся сонную одурь. — Что ж за день такой сегодня…
— Тварям в радость, — буркнул стрелок. — Ишь, валяются, ровно свиньи в лужах, разве что не хрюкают.
И правда, лавовые озерца все заняты были тушами нежащихся чудовищ. Паолу снова кольнула тревога.
— Слишком тихо, — пробормотала она. — Благослови Всевышний всех нас.
К Надвратной башне добрались, когда послеполуденное солнце жарило нещадно. Каменный пол смотровой площадки накалился: поднятая на столбах крыша в этот час почти не давала тени.
— Хорошо, что пришли, — приветствовал их кастелян. — Я за вами послать собирался. Твари нынче
