Начинается банкет
— Поют только «Катюшу» и «Подмосковные вечера», пускай знают настоящий русский фольклор.
1987 год. Командировка в США. Ф. А. Летников, В. И. Коваленко (ныне акад. РАН) и М. С. Марков.
Пришли мы в мексиканский ресторан. <…> Слава и Марик заказали себе форель, а я — «ковбойский стэйк». <…> Я сижу, попиваю вино, и вот мне приносят целлофановый мешочек с гербом ресторана и перчатки из тонкой резины. <…> Приносят ковбойский стэйк. Можете представить себе прямоугольное блюдо, сантиметров 30 на 20. И там лежит кусок мяса. Я не знаю, где такой кусок мяса толщиной в 8-10 сантиметров можно вырезать у быка. <…> Если учесть, что мы в Иркутске получали мясо по талонам, килограмм на человека в месяц, при этом вместо мяса можно было получить только пельмени, то это сочное мясо я ел с удовольствием. И чем больше я ел, тем больше становился центром внимания американцев. Они о чем-то переговаривались, и тут сидящая рядом со мной женщина говорит:
— Профессор, Вы — very strong man!
— В Сибири все такие.
— Я вижу.
И когда я доел мясо, съел гарнир, запил вином, раздались аплодисменты. Я спросил, в чем дело. Мне сказали, что в Америке никто не может съесть ковбойский стэйк. Поэтому дается пакет и перчатки, и вы можете недоеденное мясо унести домой. Ни перчатки, ни мешочек мне не понадобились. <…>
Прилетаем в Итаку, встречают нас американцы. Знакомимся.
— Профессор Марков.
— Профессор Коваленко.
— Профессор Летников.
— О, это тот, который съел ковбойский стэйк! <…>
Когда мы прилетели в Вашингтон, там сказали:
— О, профессор Летников съел в Бостоне ковбойский стэйк! Very, very strong man!
«1961 год. Я толко что окончил заочно институт. Идет молодежная конференция в КазИМСе, у меня доклад: „К вопросу о генезисе грейзенов Кара-Обинского месторождения“. Г. Н. Щерба <
— Как работа называется? „Изобарные потенциалы образования минералов“. Я не знаю, что это такое. Академик Щерба, Вы знаете, что это такое?
— Нет, не знаю, представления не имею.
— Вот видите, мы не можем принять работу, о которой не имеем никакого представления.
Кашер Муканов выступил:
— Вы что? Вы сами себя высекли: ученый совет республиканской академии не может принять к защите обычную кандидатскую диссертацию. Ну, введите еще двух специалистов со стороны, физика и химика.
— Нет, не будем принимать.
Иду я через пару дней по улице Калинина, идет навстречу Г. Н. Щерба. Я перешел на другую сторону улицы, чтобы с ним не встречаться. Щерба остановился и кричит мне:
— Летников! Перейдите сюда, на эту сторону!
Ну, я перешел.
— Вы что, перешли на ту сторону, чтобы со мной не здороваться?
— Да, я перешел, чтобы не здороваться с Вами.
— Думаете, мы не могли принять Вашу работу? Могли. Но мы решили наказать Вас за непочтение к старшим.
Я говорю:
— Григорий Никифорович, все равно вы меня не остановите.
На том и разошлись. Прошло лет двадцать. В Усть-Каменогорске проходит петрографическое совещание. Я уже доктор наук, был тогда в силе, был известен своими работами, мой доклад поставили в первый же день на пленарном заседании. Он нашел большой отклик, все было на высоте. Пошел обедать. Самообслуживание. Впереди стоит Тамара Анатольевна Миненко, жена Г. Н. Щербы. С ней я ранее работал в урановом секторе КазИМСа, замечательная женщина, геолог, спортсменка, хороший товарищ. Мы были в прекрасных отношениях. Она расспрашивает, как я живу. У нее два подноса, Григорий Никифорович подходит, берет свой поднос, и она говорит:
— Ну, идемте, садитесь с нами.
Сидим. Щерба посмотрел на меня долгим взглядом и сказал:
— Да, остановить Вас не удалось.
Мы с ним захохотали, потому что только мы двое знали, что скрывается за этой фразой. Напряженность спала, и мы прониклись друг к другу симпатией, поскольку прошло много лет. Да я на него зла не держал — он был крупный геолог, работяга, каких поискать. <…> Когда Григорию Никифоровичу исполнилось 80 лет, я по телефону утром его поздравил. Он был поражен тем, что я из Иркутска его тепло поздравил, мы друг другу говорили добрые слова, я отдал ему дань как очень сильному геологу, труженику, своеобразному человеку, и он, конечно, был этим тронут. Вот такие люди были в Казахстане, закладывали основу казахстанской геологии. Эта когорта ушла, после них уже никого нет. Пусто».
«Мы
