Может быть, летом, если оно настанет, я всё-таки смогу вырваться из сна посреди ночи… Во всяком случае, эта надежда греет.
Надо надеяться, чтобы выжить.
Может быть, даже и не надеяться, а цепляться за что-нибудь, не позволять равнодушию завладеть тобой. Наперекор всему. Иначе упадёшь и не встанешь. Третьего не дано: никогда человек, родившийся в переполненном магией месте, не смирится с местом, где магия отсутствует напрочь.
Вообще-то иногда подкатывают мысли покончить с этим раз и навсегда, но тело настороже. Оно в конечном итоге оказалось мудрее головы. Когда я пытаюсь понять, за что могла здесь очутиться, в голове взрывается боль, и я отступаю, не хочу вспоминать, понимая, что могу вспомнить, просто надо эту боль перетерпеть.
А тело молодец, оно никаких тайн не прячет, оно приспособилось к тачке, притерпелось к сырости и холоду. Обходится и без магии, собственными силами.
А ведь семь месяцев и двадцать один день назад всё было иначе…
…Их ведь много, наших миров, полных волшебства.
Они в чём-то похожи, в чём-то различны. Где-то сходятся совсем рядом, где-то расходятся неимоверно далеко.
В точке, где они все сошлись, находится Тавлея, наша столица. Город-насмешка, город-игра, город- обманка.
Учёные умы бесконечно спорят, почему оно всё так, и как так получилось, и на что это похоже.
Пока они спорят мы, тавлейцы, не ломая головы, живём на стыке магических миров и пользуемся всеми выгодами, которые можно из этого извлечь.
Когда мне приходит охота думать о множестве наших миров, оно видится мне, почему-то, в виде пирожного. Пухлого слоёного бантика. А там, где слои перекручены узлом, и находится Тавлея.
Представляю, какое веселье вызвала бы моя картина мирозданья у мудрецов.
Но они, бедолаги, никогда о ней не узнают: нас учат контролировать себя с рождения. И держать свои мысли при себе.
Тавлея не похожа ни на один город в мире. Она слегка безумная, как и все, живущие в ней. Высокомерная. Надменная. Капризная. Ветреная. Смертельно обаятельная. Заразительная. Она – светская львица.
Ни один нормальный город не может себе позволить быть выстроенным на таких гиблых болотах.
А Тавлея, обладая абсолютной магией, может…
Место, где возносятся к небу её башни и дворцы – громадная заболоченная дельта великой реки, впадающей в море. Масса проток и каналов сплетаются и переплетаются, связывают и разделяют.
Невообразимая смесь стоячей воды и воды быстротекущей породила это безумие, заполненное магией, словно болотной дымкой.
Здесь и возник зыбкий город на зыбком месте. В других местах такой концентрации магии нет. Здесь – магическое сердце нашей Ойкумены.
И владеть магией Тавлейских болот людям помогает золото.
Золото отсюда, из места, куда я попала.
Немагическое золото из немагического мира – единственная материя, не поддающаяся магии. Только оно способно удерживать магию, накапливать её и направлять.
Без немагического золота Тавлея рухнет, и узел наших миров развяжется.
И чтобы стояли на каменистых островках её гордые башни, ковыряются здесь в этом промороженном до костей земли месте люди, даже не подозревающие, насколько зависит от их усилий мощь Тавлеи.
Я-то знаю, я оттуда…
Дело в том, что между золотыми точками возникает связь, незримая ниточка.
Положи три шарика немагического золота на равном расстоянии друг от друга, – образуется равносторонний треугольник, внутри которого будет заключена толика магии.
Отодвинь один шарик, чтобы треугольник из равностороннего стал равнобедренным – магия получит направление, куда указывает острый угол.
Положи неподалёку от шарика на вершине равнобедренного треугольника ещё один золотой шарик, – возникнет линия, по которой потечёт магия.
Недалеко – если дальше, нужен ещё один шарик, чтобы привести магию, например, к шестиграннику. Это накопитель.
Сладким мёдом в восковой ячейке сот застынет в золотом шестиграннике магическая капля. И будет манить всех неотвязно.
Это самое начало, всё, конечно же, куда сложнее. Многомернее, объёмнее, изощрённее.
Разные фигуры для разных видов магии, для различного её использования, для передачи и приёма. Связь между шариками – одна, между золотыми пирамидками – другая, между плоскими золотыми пластинками – третья. И так до бесконечности.
Громадное значение имеет место немагических точек и расстояние между ними. И их положение в многомерном пространстве.
Из всего этого складывается магическая геометрия, регулирующая все тонкости искусства подчинения и использования магии.
Но если тавлейские болота магией переполнены, то чем дальше к границам наших миров, тем меньше магической энергии, тем сложнее её получить, тем она дороже.
И там практически нет немагического золота, столь необходимого для обладания магией.
А удержать магию с помощью обычного золота, добытого в любом из наших миров – всё равно, что хранить воду в решете. Просочится – и нет её…
Поэтому и ненавидят нас, жителей Тавлеи. А за что нас любить? За то, что нам бесконечно легко то, что остальным очень трудно?
Как может относиться к нам, к примеру, житель какого-нибудь далёкого Тар-Баг-Атая, проделавший невероятный долгий и трудный путь до столицы по важному делу? Солидный и благонамеренный человек, твёрдо стоящий на ногах и знающий, что такое жизнь и почём пучок редиса в ярмарочный день?
Добравшись до первых столичных застав, предвкушая конец пути и долгожданный отдых, путешественник минует Пояс Тавлеи – скалистые гряды, ограничивающие дельту Мэгистэ или Альмагеста – то есть Величайшего потока, протекающего сквозь все миры.
Поднявшись на Пояс Тавлеи, он с перевала, всегда неожиданно, видит перед собой невозможный город, словно парящий над заболоченной дельтой реки, расчленённой на пучок многочисленных проток.
Город многоярусный, с бесконечными переходами, мостиками и ажурными арками, перекинутыми меж странных зданий на громадной высоте, на разных уровнях, ну никак сообразуясь со здравым смыслом.
Он видит город, у которого нет опоры. Город, который может исчезнуть, оставив после себя лишь огоньки на болотах. И снова возникнуть, часть себя позабыв в других мирах.
У солидного и благонамеренного человека голова идёт кругом и земля уходит из под ног.
Он твёрдо знает, что с высоты падать больно, а по таким тонким переходам пройти невозможно. И на трясине выстроить башни нельзя. И посреди полноводного потока замки не возводят. И дышать дурманящими испарениями неприятно. И комары в таких местах едят поедом. Здесь – неправильное место!
А живущие в Тавлее об этом даже не подозревают. Комары их не кусают, и с мостиков они не падают.
Купающийся в магии город окутан невидимой золотой сеточкой, кусочки немагического золота везде, где только можно. В стенах и крышах домов, в перилах мостиков. В бортах, кончиках мачт и рей плывущих по каналам барок.
Люди носят золотые обереги на одежде, на пальцах, в волосах.
Золотая дымка стоит над городом, тусклым золотом отливает на закате вода каналов.
А бархатными весенними ночами распускаются на тавлейских болотах белые нимфеи с золотыми тычинками. Утром они уходят на чёрное илистое дно, но на смену им раскрывают розовые лепестки лотосы, подставляя их золотым лучам солнца.
