– Чем-чем? Каким трахом?
– Штрахом. Боится он.
Это верно, душа у Клина трусоватая. Я показала Выдре связанный ряд.
– Хорошо, – одобрил он. – К жиме жделаешь.
– А где ты пряжу взял? – полюбопытствовала я.
– На прошлом руднике выменял на шамородок, – Выдра пошерудил кочергой в печурке, снова подложил дров. – Ждесь носки дороже жолота.
Гном поставил на печурку чайник и сковороду. Из муки, соли и воды быстро замесил на столе тесто. Нашлепал его тонкими лепешками на сковороду, прямо так, без всякого масла.
– Угощать тебя буду, – пообещал он. – Раз новощелье.
– С твоим выговором слова приобретают какой-то странный оттенок, – заметила я. – Вот уж воистину ново-щелье. Хорошая у тебя щёлка, то есть норка, то есть землянка.
Выдра кивнул, не отрывая взгляда от лепешек. Быстро перевернул их, – к моему удивлению они без масла не прилипли намертво к сковороде, а вполне легко отделились. Только корочка имела непривычный стеклянистый вид.
Сдвинув сковороду на край печи, Выдра на мгновение выскочил на улицу. Возвратился с куском замороженного сырого мяса. Медвежьего.
Молниеносно настрогал кусок тонкими стружками, получившуюся горку щедро посыпал солью и перцем. Рядом положил на дощечку снятые со сковороды лепешки. Разлил чёрный чай по жестяным чашкам.
Мороженое мясо таяло прямо во рту, вкус был странный, но интересный. А уж заедать его горячей лепешкой было вообще блаженством. Я и забыла, когда так вкусно ела в последний раз.
Не заботясь ни о каких правилах приличия, мы наперегонки с Выдрой хватали холодные мясные стружки, чтобы они на столе не растаяли. Ели лепёшки. Запивали крепким чаем.
Всё это было чистым, густым, как сбитые в масло сливки, счастьём, не менее острым, чем счастье ощущения магии в собственном теле. Оно растекалось от кончиков пальцев на ногах до макушки. Вой поднявшегося к ночи ветра за стеной и тепло от печурки делали это счастье ещё острее.
– Какой хороший праздник получился… – вздохнула я, когда мы подчистили всё, что было на столе. – Спасибо тебе, Выдра.
– Я вщегда рад гоштям, – важно отозвался гном, весело поблёскивая глазами. – Гоштеприимство гномов известно по вщем мирам, а я не шамый пошледний гном из швоего народа!
– Ты шамый, то есть самый замечательный гном, какой мне только встречался! – подтвердила я. – А почему вас мало в Тавлее?
– Мы любим горы. А там болота, – просто объяснил Выдра. – Ваша магия нам не подходит. У наш – швоя.
– А у тебя семья есть? – спросила я, подперев рукой щеку и глядя на огонек светильника.
– Конешно, – удивился гном. – Шемья – ошнова вшему. У меня и шиновья есть, и дочки. И уже внук появился! – гордо сказал он. – Нажвали в мою чешть! Вылитый я.
– А они не стыдятся того, что ты здесь?
– Они гордятся, – без тени сомнения сказал Выдра. – И жнают, что я это жнаю. И ждут.
– Отсюда же невозможно сбежать… – вздохнула я, грустно подумав, что не найдётся среди моих родственников человека, который гордился бы тем, что я на каторге в мире без магии. Даже из портретных галерей убрали, ни живая, ни мёртвая – никакая.
– Невожможного нет, – объяснил гном. – И я жбегу. Скоро жбегу. Именному внуку нельжя рашти беж деда, это непорядок, а шейчас, наверное, и другие внуки уже ешть. Я нужен швоей шемье.
– Если я могу тебе чем-то помочь, – говори без церемоний, – сказала я, никому не нужная я.
Только Кузен ещё почему-то помнит о своей дальней непутёвой родственнице, да и его терпения, наверное, надолго не хватит, до первого обострения обстановки на границах. Тогда и он забудет.
На сытый желудок меня что-то на жалость к себе потянуло. Расслабилась, наверное, в тепле и уюте.
– Я шкажу, – серьёзно пообещал гном.
Пора было возвращаться, – завтрашний подъем никто не отменял, а Клин, наверное, уже убедился, что он по-прежнему здоров и полон сил, и уснул в приятной усталости. Можно тихонько пробраться к своим нарам.
Выдра проводил меня до барака, убедился собственными глазами, что я благополучно дошла до нар и легла, и только после этого ушёл в свою землянку.
Лишай с надзирательской половины, зевая, пробурчал ему вслед что-то сонно-похабное. Пихнул повариху, чтобы та засовы на дверях проверила. Все остальные сладко спали.
Я привычно свернулась на нарах калачиком, подтянув коленки к груди. Было сыто и сонно.
На весь барак храпел Клин – могуче, размеренно и умиротворённо. Похоже, свою порцию счастья он сегодня тоже получил.
Глава восьмая
Раух-топаз, раух-топаз, янтарь
Как ни цеплялась зима за эти горы и реки, а всё-таки весна пришла.
Сугробы раскисли, как старые ноздреватые грибы под дождём. Захлюпали лужи. Воды в яме прибавилось. Ноги теперь были постоянно мокрыми, портянки за ночь не успевали высыхать – столько их было навешано на просушку у печки. А я ещё и один-то носок даже до половины не связала.
Выдра принёс его в яму – и там, во время перерывов, следил, чтобы я провязала ряд-другой. Грозился таким страшным носочным испытанием, как пятка. Вывязать пятку, мол, в состоянии только очень умный человек с большой государственной головой. Лучше бы убивать научил. Ударом ноги, пяткой в лоб.
Кузен молчал. Что-то стряслось, наверное. Или давал мне возможность разобраться, что я хочу, а что нет.
Ужас был в том, что я ничегошеньки не хотела. Ну, разве что, кроме как узнать детали плана побега, задуманного Выдрой. Но и он пока молчал на эту тему, объясняя, что время не пришло.
Это было разумно, – говорю как человек, поигравший не в один заговор.
И ещё две детали всё-таки вызывали моё любопытство: если Андромеда держит под контролем значительную долю добычи немагического золота, то нет ли у этого созвездия малоизвестной прочим горожанам привычки убирать своих врагов в места, откуда оно это самое золото и получает?
А всякий, кто пытался посягнуть на их магический колодец в Сирраге, без долгих разговоров становился лютым врагом созвездия. Если уж Саиф побоялся вступится за Таку и обставил дело так, будто казнь Орионида для Ориона обыденное развлечение…
Покорная, кстати, тогда не выдержала – оплавилась, превратилась в комочек золота с щепоткой драгоценных камней. Ещё один оберег погиб.
И не связана ли попытка отравления с происками Андромеды? Логически рассуждая, если человека надо убрать, а он, сволочь, не травится как все порядочные люди, надо его просто запихнуть в дальний угол. Чтобы сдох потихоньку сам.
Может быть, стоит всё-таки вернуться в Тавлею и заняться Андромедой? Но официально Таку обрёк на казнь тавлейский трибунал.
А это серьёзная организация, которая вмешивается тогда, когда считает, что речь идёт о безопасности Тавлеи. В неё входят представители Зодиака. И самых влиятельных незодиакальных созвездий.
Орион тоже входит, но с правом совещательного голоса. То есть его когда зовут, когда нет, иногда прислушиваются, а иногда ни во что не ставят. Было бы даже странно, если бы Орион в трибунале представлял не Сердар Саиф. Совершенно ни к чему не обязывающая почётная обязанность.
Трибунал был создан в незапамятные времена, и новорождённой столице действительно был необходим. Когда выработались писаные и неписаные правила, он следил за их соблюдением. И обладал полномочиями разрешать конфликты так, как считал нужным, во благо столицы и всей Ойкумены.
На практике это значило, что решения принимались быстро и были они жёсткими, устрашающими. Чтобы другим неповадно было.
Тавлея старела, старел и трибунал. Что-то, как, например, бесконечную тяжбу Андромеды и Пегаса разбирал суд. Какие-то решения принимались просто на совете Зодиака. Что-то происходило при полном
