Вот он в сотый раз становится Человеком, проходящим сквозь стены. Человеком-Невидимкой. Или всеми покинутым шерифом из «Равноденствия» — недавно прочитанной книжки про ковбоев. Покинутым даже женщиной, которую он любил и которая во время прогулки напихала ему за шиворот листьев. «Стишок я уже знаю», — решил он. Не снимая пальца с курка, прикрываясь подушкой, хладнокровно, поодиночке перестрелял всех, кто явился с намерением убить его.
Бум!
Трах!
Раненный из засады в плечо, перевернулся на бок и сказал растерявшейся Шалковой:
— Пустяки! Я затяну повязку зубами. Если бы ты тогда не разревелась, я бы не получил замечания.
Перед смертью успел вспомнить: под кирпичом возле гаража припрятаны капсюли. В жестяной коробочке. Если дождь не перестанет — крышка, подмокнут. Утром надо достать их оттуда. Как бы не забыть!
И еще набрать чернил в ручку.
Куча дел.
Саша погасил свет. Жучок продолжал тихонько жужжать. Чтобы он угомонился, надо попасть точно в самую середину кнопки выключателя.
На рожденье попрошу настоящую лампу. Взрослую.
Во тьме порозовел потолок. С улицы донесся крик. В соседней комнате отворили окно. Потом кто-то пробежал к двери. По стеклу ползли дождевые капли. С воем промчалась пожарная машина.
Дождь стал оранжевым.
Саша вскочил с постели.
Прошел по опустевшей квартире.
Вдалеке, над холмом, небо лизали языки пламени.
В углу комнаты светился экран телевизора: ветер гнул на нем деревья, по кладбищу, среди крестов пробирался мальчик в старомодной курточке, какие носили в прошлом веке. Что-то, прежде казавшееся деревом, вдруг ожило и протянуло к нему руку.
Саша почувствовал ее на своем горле.
И быстро закрыл глаза.
Мышь
Утром он сказал:
— У меня болит горло.
Чтобы не ходить в школу. Воротничок давил, словно чьи-то пальцы. Они постепенно сжимались и не отпускали.
— Знаешь, что ночью был пожар?
— Где?
— Сгорел сарай на горке. Возле поселка.
Залпом выпил две чашки чаю с лимоном, даже не почувствовав, что глотает. Мать измерила ему температуру.
— Ничего у тебя нет.
Ясное дело — очередная проверка портфеля. В передней. Механически, начиная с записи
— Да, мама.
Двор был пуст. На кирпичи под водостоком хлестал дождь. Еще можно вернуться, отвалить кирпич и взять металлическую коробку. Саша представил себе, как под крышку просачивается влага, капсюли отсыревают, вот они уже плавают в воде… Он хотел было повернуть назад, но не повернул, пошел дальше. Осенью в половине восьмого еще почти темно. Окна молочного магазина освещены. Наверняка встречу Соммра и Слипейша!
Нужно поговорить с ними! Просто дозарезу! Ведь это был
Но ведь мы погасили!
Он обошел большую лужу и, сделав крюк, вернулся к проезду между домами. Решил дожидаться здесь.
И вдруг налетел на мальчишек из своего класса. Понятно, все болтали про это:
— Говорят, загорелся деготь!
Заметили Сашу.
— Идешь поглядеть?
— Туда? — равнодушно постукал портфелем по урне. — Чего я там не видал? — Но все же поплелся за ними к косогору посмотреть на пепелище. Еще вчера тут был сарай со строительным материалом, а теперь в небо торчали лишь бетонные столбы. Крыша обвалилась, трава вокруг почернела, как уголь. Вот колеи от колес пожарных машин. В грязи валяются обгорелые лопаты. Большое железное сито покоробилось. По тропинке от коллективного садового участка, расположенного под холмом, навстречу Саше поднимались две женщины с продуктовыми сумками. Одна вела за руку малыша.
Он услыхал:
— Наверно, мальчишки!
— Они вчера там играли.
На всякий случай Саша сошел с дороги: а вдруг узнают! «Но это же не мы сделали! — повторял он, как стихи. — Это же не мы!»
Внизу, прямо под ним, показалась школа. Современное здание в форме куба. Длинные окна физкультурного зала сияют светом. Сашу точно кто спутал веревками. Он шел какой-то сверхъестественно приличный, не хватало только заложить руки за спину. Устоял против тысячи соблазнов. Равнодушно миновал великолепную кучу глины, точно созданную, чтобы взобраться на нее и скатиться вниз. Прошел мимо валяющихся на земле обрезков согнутых труб из какого-то пластического материала. До того здорово поддать такую ногой! Или сражаться ими! Около школьного стадиона Йокл и Экснер склонились над чем-то лежащим на портфеле.
Что-то маленькое, серое.
Ребята заметили его.
— Подь сюда!
— Еще шевелится!
— Мышь!
Он устоял и перед мышью.
„И“ и „Е“
На восьми ступеньках, ведущих в раздевалку, мгновенное превращение — во что-то маленькое, серое.
Вместе с пальто Саша снял с себя Сашу и повесил на крючок.
Теперь он
в спортсменках с фиолетовой надписью на подкладке:
