— Я остановлюсь. Отменю этот поход. Прекращу вешать живых преступников, забивающих кольями таких, как ты, только потому, что вы не живые. Прекращу вешать мертвых преступников, которые закрадываются посреди ночи к живым, грабят и убивают только на том основании, что они мертвы и ничего хуже с ними уже не случится. Что дальше?
Маг стоял теперь совсем рядом. Говорил громко и рублено, повысив голос, чего не делал на памяти Винни никогда. Юноша поднялся. В упор поглядел в пустые глазницы.
— Это не метод.
— Если это не метод, то что? Что дальше? — зло повторил Мессер. — Сидеть и смотреть, как живые и мертвые убивают друг друга? Как нелюди пожирают людей, а люди истребляют тех, кто не похож на них? Они не смогут ужиться. У них нет ничего, чтобы их объединило. Вернее, не было, пока я их не объединил. Если я сейчас отрекусь от сказанного, Витано, все эти окрестные деревни, весь остров потонет в крови. Разбой, грабеж, убийства, мародерство, геноцид, наконец, — вот что мы увидим, если я остановлюсь. Впрочем, это увидишь ты. Меня, скорее всего, вздернут первым. Люди не прощают, когда у них отбирают цель, мечту и ничего не дают взамен. Ни живые, ни мертвые, ни нелюди. Ты поздно опомнился, дорогой мой. Раньше надо было думать. Но ты убежал. А теперь поздно.
Все было не так. Все и не могло быть иначе, понял вдруг Винни. Не могло, потому что это был не Мессер. Не тот Мессер, которого он знал.
— Тогда, — проговорил он неожиданно даже для самого себя, — я сам остановлю это.
— Как — хотел бы я знать.
— В Витано и окрестностях найдутся те, кто меня поддержит.
— Не вздумай, — с угрозой предупредил Мессер.
— А то что? Убьешь меня? Я уже умер. И мы же друзья. Или уже нет?
Винни посмотрел на мага. Глупо было играть в гляделки с тем, кто не имеет глаз. И все же ему показалось, что Мессер не отвел взгляд.
— Мы друзья, — сказал маг. — Но я обещал людям, что закон будет соблюдаться и будет единым для всех. И я намерен сдержать обещание.
Зря он сюда пришел. Все было точно так, как и должно было случиться. Просто мечтал он о другом. Следовало признаться в этом хотя бы себе.
— Тогда, — улыбнулся Винни, — тебе придется меня убить.
9
— Стой, дурак! — донесся сверху непривычно резкий голос Мессера. — Вернись!
Нана нерешительно застыла на ступеньках, затем стремглав бросилась наверх. Лорд мог говорить громко и твердо, это она уже знала, но не кричал никогда. Она преодолела последний пролет, когда навстречу ей выскочил Винни. Нана отпрянула. Юноша даже не поздоровался, словно они незнакомы. Пролетел мимо и, прыгая через три ступеньки, побежал вниз. Лицо его было донельзя серьезным. Скулы заострились. Брови сошлись на переносице, а мертвые глаза смотрели теперь куда-то внутрь. Сверху продолжал браниться лорд. Вниз уносился дробный топот каблуков по ступеням. Нана поколебалась секунду и побежала следом. Юноша был быстр, но волчица, даже в человеческом обличье, могла развить скорость явно большую. Она нагнала его через три пролета.
— Винни!
Он не обернулся.
— Погоди!
Еще десяток ступенек, и Нана ухватила юношу за рукав. Затрещала ткань. Винни остановился и резко повернулся.
— Что? Ты тоже решила меня отговорить?
Нана отпрянула. Винни выглядел так, словно умирал сейчас второй раз.
— Что случилось?
— Ничего, — пожал плечами Винни. — Все случилось уже давно. Просто каждый выбирает для себя сам. Даже самые близкие иногда выбирают по-разному. Так бывает.
Он дернул рукой. Нана почти не держала, и рукав высвободился на удивление легко. Сверху больше не кричали. Вокруг была тишина. Винни развернулся и, уже не торопясь, побрел вниз. «Зачем он здесь? Что произошло?» Нана догадывалась, но боялась ответов и не хотела их. И все же что-то потянуло ее. Не вверх, а вниз.
— Винни, постой!
«Каждый выбирает для себя. Сам. И даже самые близкие могут выбирать по-разному. Что же теперь, обижаться на того, кто сделал другой выбор?» Нана проводила юношу до городских ворот и вернулась обратно. Разговор вышел непривычным. Сначала молчали оба. Потом она рискнула спросить. А после, вопреки сложившейся в последние месяцы традиции, говорил Винни. Она молчала и слушала. Странно это было. Она относилась к нему с какой-то материнской нежностью. Ходила в лес в его шалаш с жаждой опекать. Говорила что-то, объясняла. Заботилась, хотя забота эта не имела никакого особенного смысла.
Она считала себя взрослее и умнее. Так оно и было. А теперь этот мальчишка, которого она помнила еще живым, глупым и наивным, открывал ей глаза. Он говорил. Впервые за долгое время говорил много, а она слушала и не могла ни возразить, ни добавить хоть слово. Он говорил о том, о чем сама она только догадывалась. Обычно немногословный, он просто и понятно говорил о сложном и запутанном. И это сложное становилось проще. Вот только легче от этого не было. Напротив, ныло в груди.
Каждый выбирает для себя. Чаще всего выбирать легко. Просто потому что выбор либо очевиден, либо ничего не меняет. Просто выбирать между отбивной по-веролльски и мясным рагу. Сейчас оказался не тот случай. Теперь приходилось выбирать, и что бы она ни выбрала, это было больно.
Скрипнула дверь. Хлопнула за спиной. Нана кивнула охране и пошла вверх по лестнице. До последнего этажа она не добралась. Свернула, быстро прошагала по знакомому коридору. Отперла дверь. Апартаменты были светлыми и невероятно огромными. Они с Дерреком выбрали эти комнаты еще тогда, в самом начале, когда Мессер, и не думающий о власти, махнул рукой и щедро предложил обживаться. Для него все было просто. Им требовалось где-то жить. Здесь должен был кто-то жить. Почему бы им здесь не обосноваться?
Деррек и Нана выбрали эти комнаты. Тогда они казались пределом мечтаний, а счастье было так близко. Вот только возня по городу поутихнет, и можно будет жить. Долго и счастливо. Потом возня поутихла, но счастье отчего-то задержалось по пути. Деррек все чаще занимался какими-то одному ему понятными делами. Все больше времени проводил возле Мессера, пытаясь склонить лорда к чему-то. Нана была одна. И в этих огромных апартаментах чувствовалось столь же огромное одиночество. Все переменилось. Вчерашние мечты в свете последних событий казались нелепыми. Сегодняшние стали недостижимыми. Она хотела поделиться этим с кем-то, но никого не было. Разве что Винни. И Нана тоже стала редко бывать в этих напоминающих о неслучившемся счастье комнатах. Винни, впрочем, она об этом не обмолвилась. Говорила обо всем, но не об этом. Нельзя же рассказывать о таких вещах человеку, на которого смотришь как на сына.
Хотя, вероятнее всего, юноша все понимал без слов.
Нана прошла по комнате, вытащила рюкзачок и принялась собирать вещи. Только самое необходимое. Ничего личного.
— Уходишь? — голос прозвучал нежно, как не звучал уже много месяцев.
Нана обернулась. Деррек стоял у дверей и смотрел за ее сборами. Давно ли стоял?
— Я не думала, что ты сюда заходишь, — ответила невпопад.
Просто не знала, что еще сказать.
Каждый выбирает для себя сам. Она выбрала, выбор и без того был болезненным, а теперь еще он появился здесь. Зачем? Чтобы сделать еще больнее? Или чтобы отговорить?
— Я ведь тебе не нужна, — сказала Нана, пряча взгляд. — Давно не нужна. Ты слишком занят.
