что все именно так, как ей сообщили в письме – найдет ли она в себе силы жить дальше?»
– Анна Емельяновна, – сказала я, стараясь, чтобы мой голос звучал ровно, без излишних эмоций, – мне кажется, вам все-таки стоит поговорить со специалистом. Вот, возьмите, – и я протянула ей вытащенную из сумки визитку Павла Кобзева, психиатра и моего коллеги по ОМР. – Это очень хороший специалист, – пояснила я, пока Бероева нерешительно вертела карточку в руках. – Обратиться за помощью – это в порядке вещей и вовсе не означает, что вы ненормальная! Каждому человеку в определенные моменты требуется поддержка.
– А вы сами обратились бы к нему? – испытующе глядя мне в глаза, спросила Бероева.
– Обращалась, и не раз, – честно ответила я. – Потому и могу с легкой душой рекомендовать его всем, кому требуется консультация такого рода.
– Я подумаю, – кивнула Бероева.
– Кстати, у вас сохранились письма Федора? – сменила я тему.
– Конечно! Принести?
– Если не возражаете.
Анна Емельяновна подошла к комоду у противоположной стены. Ей пришлось отодвинуть его, чтобы прижатые к стенке на время уборки шкафчики можно было открыть, и она извлекла толстую пачку писем. Странно было видеть, что в наш век электроники и Интернета кто-то по-прежнему строчит письма от руки! Словно прочитав эту мысль на моем лице, Бероева сказала:
– Федя писать не очень любил. Обычно он присылал эсэмэски, но иногда, если было что сказать, писал. Он знал, что мне интересно, как они там живут, чем дышат… Кстати, все сообщения я до сих пор храню в телефоне – не хватает духу стереть. В последнюю неделю он сообщений не присылал, и я заволновалась. Как выяснилось, не зря!
– Я могу взять письма на время? – спросила я.
– Если обещаете вернуть. Только ничего подозрительного в этих письмах нет: знали бы вы, сколько раз я их перечитывала в поисках ответов на свои вопросы!
– Все-таки я бы тоже почитала, – сказала я. – Свежим взглядом, так сказать.
– Ну, попробуйте – чем черт не шутит! – согласилась Бероева.
– Вы же в прокуратуре работаете? – уточнила я.
– Точно. Только никакой высокой должности не занимаю – может, потому мне и не удается пробить стену молчания?
– Вы пытались заставить кого-нибудь на вашем месте работы связаться с военной прокуратурой?
– А как же, до сих пор пытаюсь! – развела она руками. – Буду и дальше пытаться, только сдается мне, с мертвой точки это дело не сдвинется! Может, Комитет солдатских матерей… Это Инга Шацкая к вам обратилась, да? Значит, она ничего сделать не может?
– Нет-нет, – поспешила успокоить я женщину. – Инга ко мне не обращалась – мы просто разговорились на похоронах. Понимаете, строго говоря, ОМР ведь не имеет отношения к тому, что случилось, – мы только проблемами в сфере медицины занимаемся. Я лишь хочу помочь коллеге выяснить, что произошло с ее сыном. Совершенно ясно, что смерть Кости связана с гибелью и вашего Феди.
– То есть ваше расследование неофициальное?
– Нет, но я обещаю, что сделаю все от меня зависящее, чтобы выяснить правду.
– Что ж, – медленно проговорила она, – это лучше, чем ничего! По крайней мере вы и Инга – единственные люди, которые предлагают хоть какую-то помощь. Все говорят мне, что в военные дела соваться бесполезно: что туда попало, то пропало – мой непосредственный начальник прямо так и выразился, представляете?!
– Значит, ничего подозрительного? – уточнил майор Карпухин, вертя в пальцах одно из писем.
– Это ни о чем не говорит, – возразила я. – Во-первых, письма из армии, как и из тюрьмы, проходят, как это – пер…
– Перлюстрацию, – кивнул он.
Артем Иванович Карпухин работал с Отделом с самого дня его основания. Являясь не только координатором ОМР, но и личным другом Андрея, майор здорово помогал нам. Не скрою, и нам приходилось выручать его, поэтому именно Карпухин был человеком, на которого я могла рассчитывать в деле Костика Макарова.
– Во-вторых, – продолжала я, – если что и происходило в части, парни могли бояться писать правду!
– Думаете, дело в дедовщине? Кто-то, может, избивал или унижал их, да так, что в один прекрасный день перестарался, и…
– Вполне вероятно. Но я была не совсем точна, сказав, что не нашла в письмах Кости ничего подозрительного, Артем Иванович – вот, поглядите.
На журнальный столик между нами легло еще несколько листков бумаги, исписанных мелким, неразборчивым почерком. Карпухин бегло просмотрел их.
– Знаете, Агния, – хмыкнул он, – тут дешифровальщик нужен – абсолютно нечитаемая писанина! Неужели вы разобрались?
– Разобралась, потому что очень хотела. Ничего необычного не замечаете?
Он снова пролистал письмо.
– Да нет на первый взгляд…
– Ну вот же, посмотрите! – И я ткнула пальцем в нижний край одного из листков.
– Вы про номер страницы? Ну да, парень хоть и писал неразборчиво, но зато, похоже, отличался педантичной аккуратностью.
– Вы цифру хорошо видите?
– Ну да – «два».
– А другие листы?
– Вот четвертый, первый… Третьего нет!
– Именно!
– Может, у матери затерялся?
– А все остальные на месте. Вы не допускаете мысли о том, что кто-то изъял эту страницу?
– Бросьте, Агния, не проще ли было вообще не отсылать письмо, если в нем находилось что-то криминальное?
– Не скажите: парень, видимо, ожидал от матери ответа. То, что она не получила послания, могло вызвать ненужные подозрения. Что, если письмо отправили без той страницы специально? Почерк у Федора мелкий, а номера листов – вообще микроскопические, поэтому ни вы, ни мать, ни я поначалу не заметили отсутствия листка. Кроме того, обратите внимание на цвет чернил.
– Вот эти светлее, по-моему…
– Верно. Это говорит о том, что парень писал в разные дни разными ручками.
– Вполне правдоподобно, ведь у солдата не так много свободного времени, и одно письмо могло писаться неделю, а то и две!
– А теперь посмотрите на дату на штемпеле. – Я подвинула к майору конверт.
– И что?
– А то, что именно это письмо, судя по всему, стало последним перед тем, как Федор и Костик сбежали из части!
– Думаете, там было что-то, о чем он хотел рассказать матери, и это могло бы объяснить его поступок?
Карпухин ненадолго замолчал.
– Знаете, Агния, – проговорил он неуверенно, – вас послушать, так тут теорией заговора попахивает!
– А вы предлагаете принять странную версию военных о том, что два парня в один и тот же день погибли на стрельбах?
– Ну, всяко бывает… – развел руками майор. – От меня-то вы чего ждете? К военным я не полезу – увольте! Во-первых, это не мой участок – пацаны погибли у черта на куличках, под Хабаровском. Во-вторых,
