– В Подольске?
– Что? Нет, Подольск здесь ни при чем. Это здесь, в Москве, в районе «Академической». Одевайся, через двадцать минут я буду у тебя!
– Что?.. Через двадцать?
– Да!
Маша потерла пальцами заспанные глаза.
– А сколько сейчас времени?
– Полдевятого.
– Черт… Кажется, я забыла завести будильник для Глеба.
– Я уже известил Старика. Он распорядился, чтобы я заехал за тобой. Старик верит в твою интуицию, Марусь!
– До сих пор?
– Сам удивляюсь.
– Моя интуиция еще не проснулась.
– Так буди ее скорей! Все, увидимся через двадцать минут!
Стас отключил связь. Маша положила телефон на тумбочку и с досадой проговорила:
– Хорошо начинается суббота, ничего не скажешь!
Глеб приподнял голову с подушки, взглянул на Машу прищуренными глазами и спросил:
– Кто это был?
– Стас Данилов, – ответила она. – Заедет за мной через двадцать минут.
– А сейчас сколько?
– Полдевятого.
– Черт! – Глеб рывком сел на кровати и округлил глаза: – Ты что, не завела будильник?!
– Забыла.
– У меня встреча через сорок минут!
– Успеешь, если поедешь на метро. Но чур я первая в ванную!
Не успел Глеб возразить, как Маша уже была у двери. Ему оставалось только вздохнуть и смириться. Что он и сделал.
Подъезжая к дому, Маша думала о своем сыне Митьке и о том, что она плохая мать. И об этом теперь знает не только она, но и мать Вити Малышева, Инна Сергеевна, которую Маша уговорила приютить Митьку еще на день.
«Приютить»… Слово-то какое гадкое! И откуда оно только вылезло во время ее разговора с Инной Сергеевной?
Маша, Стас и Толя Волохов вышли из лифта и остановились у двери квартиры с неровно приклеенной цифрой «9». Стас взялся за ручку и хотел надавить вниз, но внезапно дверь слегка приоткрылась.
– Не заперто, – тихо проговорил он.
– Вижу, – отозвалась Маша.
– Может, вызовем помощь? – с сомнением проговорил осторожный Толя Волохов. – Если что-то пойдет не так, Старик оторвет нам головы.
– У нас нет времени, – сказала Маша. – К тому же я не уверена, что там кто-то есть. Если Лукьянов и заезжал домой за вещами, то давно уже скрылся.
– Скорей всего, – поддержал ее Стас. – У него была уйма времени. Я войду первым.
Маша не возражала. Толя мог бы высказаться против, с лица его все еще не сошло выражение сомнения в правильности этих действий.
Стас, держа в правой руке пистолет, левой рукой осторожно открыл дверь и проскользнул в прихожую. Маша и Толя Волохов последовали за ним.
Квартира была однокомнатная, скудно обставленная. Несколько шкафов, тумба, на ней – телевизор, кровать. Медбрат Лукьянов лежал на кровати – навзничь, раскинув руки. Остекленевшие глаза смотрели в потолок. Одет он был в рубашку цвета хаки, черную кофту и заношенные джинсы. На полу валялась пустая бутылка из-под водки. На тумбочке стоял стакан.
Толя Волохов подошел к кровати и пощупал шею медбрата.
– Он мертв? – спросил Стас.
– Мертвее не бывает, – ответил Толя.
Данилов опустил пистолет, вздохнул:
– Мы опоздали.
– Да, похоже на то.
Стас повернулся к Маше.
– По-моему, картина ясна, – сказал он. – Кто-то нанял Лукьянова, чтобы тот убил Черновца. Лукьянов выполнил заказ. А потом его самого шлепнули. Убрали свидетеля.
Маша задумчиво наморщила лоб, поразмыслила несколько секунд, после чего покачала головой:
– Нет.
– Что – нет? – не понял Стас.
– Не клеится. Во-первых, нанимать для убийства непрофессионала – это большой риск. Во-вторых, Лукьянов не покинул клинику сразу же после убийства, хотя мог это сделать.
– Это как раз можно объяснить, – сказал Стас. – Парень не хотел привлекать к себе внимание.
– Допустим. Хотя… – Маша посмотрела на труп медбрата. – Убийство было обставлено слишком уж нарочито. У нас и в мыслях не было, что это несчастный случай, верно?
Толя и Стас взглянули друг на друга и усмехнулись. Маша сделала вид, что не заметила этого переглядывания.
– По крайней мере, у меня не было точно, – сказала она. – Кроме того, ты забыл, как лихо Лукьянов сиганул в окно с третьего этажа. И главное – насколько удачно он приземлился.
Стас пожал плечами:
– Повезло. Такое бывает даже с эдакими увальнями.
– А потом он просто исчез, – продолжила Маша. – Растворился в воздухе, как ты метко выразился. И не оставил никаких следов, кроме обрывка толстовки.
– Вот видишь, – сказал Стас. – Кое-что он нам все-таки оставил. Вообще, я не совсем понимаю, к чему ты клонишь?
Маша открыла было рот, собираясь высказать догадку, которая пришла ей на ум, но в этот момент Толя, стоявший рядом с трупом, окликнул их:
– Ребят! Идите-ка сюда!
Маша и Стас подошли. Толя расстегнул пуговицы рубашки медбрата, затем раздвинул края, обнажив жирную бледную грудь. Маша тихонько ахнула, а Стас присвистнул. На груди Лукьянова красовалась татуировка: четыре маленьких квадрати-ка по углам большого квадрата, а между ними – замысловатый узор из точек и линий.
– Довольно свежая, – сказал Стас. – Сделали дней пять назад, может, немного раньше.
Волохов склонился над татуировкой.
– Нелепый рисунок, – резюмировал он. – Понимаю, если человек захотел наколку в виде дракона или, там, волчью голову, но бабский узор… – Толя покачал головой. – Это не круто.
Маша пристально пригляделась к узору, потом провела по коже трупа пальцами, посмотрела на кончики пальцев и покачала головой:
– Нет.
– Что – нет? – не понял Стас.
Маша достала из сумочки влажную салфетку и вытерла пальцы.
– Не пять дней, а совсем недавно.
– Маш, Стас прав, – подал голос Толя Волохов. – Если бы татуировку сделали недавно, кожа была бы припухшей, а сама татуировка – покрыта корочкой.
Любимова объяснила:
– Толь, татуировку Лукьянову сделали, когда он уже был мертв. И кололи не глубоко. Разве вы сами не видите?
