Не смотри ей в глаза

– Тогда выпьем. Другой причины я не признаю.

Он достал из серванта два бокала и поставил их на стол рядом с бутылкой. Затем распорядился:

– Открывай и разливай. Меня руки плохо слушаются.

Глеб посмотрел на коньяк («Дагестанский, четыре звездочки»), на бокалы, выжидательно раскрывшие свои стеклянные рты, вздохнул и сказал:

– Что же, видимо, от этого никуда не уйти. Давайте, но только по чуть-чуть.

– Значит, тебя интересует дело Ледяного убийцы, – глухо проговорил Анциферов после третьего бокала. – Давненько им никто не интересовался. Лет двадцать уже, наверное, или около того. А зачем он тебе понадобился, этот Ледяной убийца?

– Есть одно дело, о котором мне пока не хотелось бы говорить.

– Пока? – прищурил тяжелые, отечные веки Анциферов.

– В том смысле, что сначала я хотел бы выслушать вас, – уточнил Глеб.

Юрий Васильевич кивнул:

– Ясно. Тебе нужна непредвзятая информация. Что же, я тебе расскажу. Только сперва разлей коньяк, мой уже выветрился.

Глеб взялся за бутылку.

– В том старом деле было много неясного, – продолжил Анциферов, когда коньяк был разлит.

– Например?

– Например, в обоих случаях мы нашли на одежде убитых девушек кошачьи шерстинки. Хотя ни у первой, ни у второй девушки не было дома кошки. Значит, кошачью шерсть натряс со своей одежды убийца. Я собирался «покопать» в этом направлении, но не успел.

Глеб отпил коньяка, бросил в рот кусочек лимона и сказал:

– Вещдоки по нераскрытым преступлениям подлежат сохранению, так?

– Так, – кивнул бывший следователь. Он сунул в рот дольку лимона и поморщился. – Они хранятся в сером здании на Новочеремушкинской. Знаешь такое?

Глеб снова задумался, перебирая в памяти имена людей, которые могли бы помочь в этом деле.

– Не стоит тебе интересоваться этим делом, приятель, – сказал вдруг Анциферов.

Глеб посмотрел на него и спросил:

– Почему?

Юрий Васильевич усмехнулся:

– Двадцать лет назад я задал тот же вопрос. И получил на него исчерпывающий ответ – «потому».

– Кому вы задавали этот вопрос? – насторожился Глеб.

– Тому, по чьему приказу я объявил дело раскрытым. Хотя и не был уверен в вине подозреваемого. Как показала жизнь, я оказался прав, тот парень был невиновен, и гореть мне в аду за то, что я подвел его под расстрельную статью.

Анциферов взял бутылку и плеснул себе в бокал. Хотел налить и Глебу, но тот накрыл свой бокал ладонью.

– Мне, пожалуй, хватит. Кто приказал вам закрыть дело?

– Мой непосредственный начальник. Впрочем, он тоже ничего не решал. – Анциферов хмыкнул. – Видел бы ты его лицо, когда он приказывал. В глазах неуверенность и… страх. В конце восьмидесятых аббревиатура КГБ еще имела вес и могла наводить на людей ужас. Даже на сотрудников милиции и прокуратуры.

– Значит, закрыть дело вам приказали люди из КГБ?

– Угу. Они будут гореть в аду вместе со мной.

Юрий Васильевич вздохнул:

– Я не был самым хорошим сыщиком, но я был честным человеком. Я отправил на скамью подсудимых невиновного, подмухлевал с отпечатками, и все такое… Но видит бог, с тех пор не прошло и дня, чтобы я не казнил себя за это. Твое здоровье!

Он залпом осушил свой бокал, взял пригоршню лимонных кружочков и швырнул их в рот.

– Уф-ф… Хорошо. – Анциферов посмотрел на Глеба лукавым взглядом и сказал: – Прошло больше двадцати лет. Это дело тебе не по зубам, парень.

– Вы просто не знаете, какие крепкие у меня зубы, – возразил Глеб.

3

Глеб поежился от пронизывающего ветра, швырнул тлеющую сигарету в урну и вошел в большое серое здание на Новочеремушкинской.

Охранникам в холле он предъявил удостоверение Стаса Данилова, втайне опасаясь, что фальшифка не сработает. Однако сработала, и Глеб беспрепятственно пересек холл и, не дожидаясь лифта, прошел к лестнице.

Три лестничных пролета – и вот он уже на подземном уровне здания.

Отдел хранения доказательств занимал половину подвального этажа. В коротких коридорах со стенами, обитыми ламинированными панелями, почти не было людей, и Корсак добрался до стальных дверей ОХД, не вызвав ничьих подозрений.

Шагая по коридору, Глеб подумал, что отдел хранения – что-то вроде огромной братской могилы вещдоков, материальных свидетельств нераскрытых преступлений. Своеобразный грустный памятник неудавшимся расследованиям.

За каждым из этих вещдоков стояло преступление, и преступник, совершивший его, так и остался безнаказанным. Тысячи преступников бродят по улицам города, оставаясь неузнанными. От этой мысли Глебу стало немного не по себе.

Подходя к двери с надписью: «Комната приема и выдачи», он вдруг отчетливо ощутил запах подвала. Влажный, застоявшийся воздух подземелья, который останется таким всегда, даже если сюда проведут современную систему кондиционирования. Запах безнадежности.

Войдя в комнату, Глеб увидел перед собой стену, и в ней – большое окошко, табличка рядом с которым гласила:

«ВЫДАЧА И ПРИЕМ ВЕЩДОКОВ ОСУЩЕСТВЛЯЕТСЯ ТОЛЬКО ПО ПРЕДЪЯВЛЕНИЮ УДОСТОВЕРЕНИЯ».

А рядом еще одна:

«ОРУЖИЕ СДАВАТЬ ТОЛЬКО В РАЗРЯЖЕННОМ ВИДЕ».

За окошком сидел толстый лейтенант в форме, но без фуражки, и, читая газету, поедал большой бутерброд с сыром.

– Здравия желаю! – поприветствовал его Глеб, облокотившись на стойку, напоминающую прилавок магазина.

Лейтенант оторвался от газеты и повернул голову:

– И вам того же! Вы по какому вопросу?

Глеб раскрыл удостоверение и поднес его к глазам старлея.

– Капитан Данилов, Московский уголовный розыск, – представился он, дал старлею насмотреться на удостоверение, затем закрыл его и сунул обратно в карман.

– Лейтенант Горчев, – представился дежурный офицер. – Так по какому вы вопросу, товарищ капитан?

– Хочу взглянуть на вещдоки, проходившие по одному старому делу.

Лейтенант кивнул, положил недоеденный бутерброд на тарелку и вытер руки влажной салфеткой, которая лежала рядом.

– Вы сказали, старое дело, – произнес он, снова взглянув на Глеба. – Насколько старое?

– Восемьдесят девятый год.

Лейтенант присвистнул от удивления.

– Действительно, старенькое.

– Как думаете, ящик с вещдоками на месте? – осведомился Глеб.

– Сейчас посмотрим. Обычно у нас ничего не пропадает. Если дело не было раскрыто, вещдоки здесь. Знаете номер этого дельца?

– Да.

Лейтенант выдвинул из-под столешницы панель с клавиатурой и уставился на экран старенького