прежде чем она нашла ответ Боу встал и потянул за собой Эрику.
– Пойдем, я хочу проехаться с тобой по проспекту, показать тебя, увидишь, эти паршивцы на мотоциклах позеленеют от зависти.
Эрика с благодарностью улыбнулась ему за то, что он нашел выход из неприятной ситуации. Она сразу же пожалела, что передразнивает мать Кэрри, подражая ее подчеркнуто южному протяжному говору, но это произошло раньше, чем она осознала, как говорит.
– Пока, ребята, – сказала она, стараясь не смотреть на подругу, но Брет загородил ей проход.
– Я думаю, Эрика, тебе следует унять гнев своего сердца, ведь Кэрри твоя ближайшая подруга.
– Заткнись, Пирсон. – Боу взял Эрику за руку и повел прочь от компании.
Сделав несколько шагов, Эрика услышала, как оправдывается Кэрри:
– Не знаю, почему она так сердита на мою мать? Ведь это ее мать поставила себя в такое положение, что о ней все говорят.
Эрика резко остановилась, но Боу не дал ей вернуться.
– Пойдем, не позволяй ей втянуть себя в перепалку Она, как попугай, повторяет все за Мэрилу и говорит так о твоей матери только из зависти. – Он посмотрел на нее сверху вниз, и его губы сложились в чувственную полуулыбку. – Ты должна признать, что твоя мама выглядит по- особенному. Если бы она не была замужем, мне пришлось бы сильно призадуматься, с кем из вас я хотел бы встречаться.
Эрика ответила благодарной улыбкой:
– Спасибо тебе.
– Знаешь, давай не пойдем на проспект.
– Что ты задумал?
– Побыть с тобой наедине. За шесть недель у меня разгорелся аппетит. – Заметив ее испуганный косой взгляд, он засмеялся: – Я хочу побольше узнать о тебе. Мне не много удалось выяснить во время наших встреч на весенних каникулах. Я хочу, чтобы ты мне рассказала все.
– Что рассказывать? – Она усмехнулась, чтобы придать себе уверенности. – Мы с тобой десять лет прожили на одной улице, и все это время наши родители были друзьями.
Они вернулись к его автомобилю, Боу открыл ей дверцу, молча сел за руль и повел машину, выбирая, где бы выехать на шоссе. Взглянув на Эрику, он порывисто схватил ее руку и положил себе на колено.
– Тебя кто-нибудь называет Рикки?
– Папа. А что?
– Не знаю. Просто интересно. Я всегда думаю о тебе, как о Рикки. Не возражаешь, если я буду тебя так называть?
– Нет. Мне нравится это имя. Только произноси его правильно: Р-и-к-к- и.
– О, у леди изысканный вкус. Вот я уже и узнал о тебе кое-что. Может быть, на день рождения я подарю тебе удава боа.
Эрика засмеялась:
– Ни в коем случае. К тому же день рождения у меня был две недели назад.
– Ах, я, кажется, помню об этом. – Он отпустил ее руку, чтобы открыть отделение для перчаток на передней панели, и протянул ей маленькую обернутую в фольгу коробочку. – С днем рождения, Рикки!
Эрика с волнением приняла подарок:
– Ты не должен был этого делать.
– Ага, ты еще и скромная.
Она засмеялась и шлепнула его по колену:
– Нет, я не шучу. Ты не должен был этого делать, но я рада, что ты это сделал.
– Как так? Ты же еще не открыла ее.
– Я не хочу открывать ее сейчас.
– Почему? – он вдруг заговорил обиженным тоном маленького мальчика.
– Она моя, а я люблю наслаждаться подарками, растягивать удовольствие. Так делает мой отец, у нас в семье только мама нетерпеливая. «Не заставляйте меня ждать», – говорит она.
– Ладно, поверю этому. Ну, расскажи мне еще что-нибудь о себе. Например, как твое полное имя?
– Только не смейся.
– Почему я должен смеяться?
– Потому, что мое второе имя Блю [1].
Он свернул на боковую дорогу, ведущую к вершине одной из гор Озарка, поднялся до середины, склона, остановил машину и повернулся к девушке.
– В этом нет ничего смешного, – сказал он тихо. – В жизни не видел таких голубых глаз. Знаешь, пожалуй я не буду звать тебя Рикки, я буду звать тебя Блю.
Эрика улыбнулась и опустила глаза на сверточек у себя на коленях – она смущалась, когда он так смотрел на нее. Его черные глаза с длинными ресницами медленно блуждали по ее лицу, однако это ей тоже нравилось:
– А твое имя? – спросила она, играя ремнем с погнутой дужкой, которым он, очевидно, пристегивался. – Почему твои родители назвали тебя Кином?
Она вопросительно взглянула на него и удивилась неожиданному румянцу, покрывшему его лицо. Он был таким красивым, таким уверенным в себе, таким таким, великолепным. Неужели такие, как он, тоже смущаются?
– Не отвечай мне, если не хочешь.
Он пожал плечами, и улыбка, которая так шла ему заняла свое обычное место.
– Ну, в этом нет большого секрета. Черт, ты же знаешь моего старика – практичный, шумный, грубо обточенный.
– Мне нравится твой отец, – вступилась она. Хмурое выражение, появившееся было на его лице, сразу пропало как будто его и не было. Эрика даже засомневалась, не померещилось ли ей это.
– Мне тоже… Он богат – до безобразия богат, – именно это приходит в голову, когда слушаешь, как он сам рассказывает об этом. Но он не был рожден для богатства, как родители Пирсона, Робертс или Мэттерз, и не зарабатывал его – просто получил буквально одним махом. Главное в том, что богатство не изменило его.
– Да, правильно. Но вернемся к тому, как ты получил свое имя.
– Вернемся. Мой отец считал, что было бы великолепно иметь сына, и сказал об этом маме. Вот кто-то из них и решил дать мне имя Кин*.
– Так почему ты всем представляешься как Боу?
– Ты шутишь? Каждому, с кем я знакомлюсь, я должен буду объяснять, откуда у меня такое необычное имя?
Эрика усмехнулась:
– Понимаю тебя. Мое второе имя, во всяком случае, не требует постоянных объяснений.
