особенно когда не знаешь, как на самом деле мыслит собеседник. Гитлер внял совету, послушно кивнув, и тогда Сталин сказал, что
«Мы вам обеспечили победу, и мы вам хотим предложить создать достаточно сильную армию. По возвращении в Германию вам нужно наладить отношения, которые, по нашему мнению, не так уж и плохи, с румынским правительством. А мы со своей стороны вам поможем. Вы ведь
убедились в том, что мы не подводим. Румынская нефть станет вашей, что очень важно для ваших замыслов, которые мы поддерживаем. Но имейте в виду — главный враг не Франция, ближайшим врагом Германии будет Британия. А там посмотрим. Вы понимаете, что если мы сумели вас привести к власти, то наши возможности в Германии неограниченны. Поэтому, коль речь зашла о долге, то… не могли бы вы дать согласие на то, чтобы мы способствовали развитию новых технологий в вашей стране?» — сделав паузу, Сталин ждал ответа.
Гость, мгновенно проанализировав и уяснив, что к чему, отреагировал: «Мы согласны, румынская нефть окажет существенную помощь в развитии нашей экономики. И мы согласны с тем, что вы готовы поделиться с нами новыми технологиями. Но все это требует больших капиталовложений». — «Не беспокойтесь. Наши общие друзья вам помогут.»
Скрытый в полумраке поодаль от говоривших Митрополитов, синхронно переводивший их разговор, уловил перемену, произошедшую с гостем. Гитлер больше не горячился, не убеждал, а лишь внимал тихому, гипнотизирующе-спокойному, не терпящему никаких возражений голосу с характерным акцентом. Именно так эту встречу описал Олег Грейгъ, по его словам, получивший эти сведения от своего непосредственного босса — Митрополитова; думаю, он даже видел пленки из сверхсекретных архивов партийной разведки.
И вновь я обращусь к свидетельству моего собеседника, чтоб ошарашить читателя странным и, по-моему, невероятным, даже фальшивым признанием. Ну что за напасть, — куда мне деться от участи
от которой я, скажу честно, всеми силами стараюсь отделаться. Увы…
Этот разговор состоялся в первой половине 70-х годов, тогда О. Грейгъ служил в качестве референта под началом всесильного члена ЦК КПСС Митрополитова. Прошло несколько лет после окончания учебы в военно-дипломатиче
ской академии и еще в нескольких специфических школах, в том числе и за границей. Причем ни военное, ни силовое ведомства к этим последним секретным школам никакого отношения
не
имели. В какой-то момент референт был отправлен на очередную встречу с определенным узким кругом лиц, среди которых оказалась хрупкая дама средних лет. Эта дама, скажем, Рогнеда Павловна, в прежние времена преподавала сценическое искусство (мастерство пластики) у курсантов академии, возможно, как и писал небезызвестный В. Суворов, скрытая за специальной ширмой (или световым экраном), дабы не видеть лиц сидящих перед ней молодых ребят, предназначенных партией и правительством в будущем «исполнять самые секретные задания Родины».
Безусловно, все имена в этом эпизоде вымышленные, а вот события, возможно, и нет (?!). Разговор зашел о теме, которая могла оказаться небезынтересной и даже важной в предстоящей операции, подготавливаемой для референта его боссом — о Третьем рейхе, Адольфе Гитлере и Еве Браун.
—
Я знаю, что ты хочешь знать, — сказала Рогнеда Павловна, — тебя интересует тайна: что случилось после ночи любви, проведенной Евой в объятиях Сталина, когда она со своим возлюбленным тайно посетила Крым.
—
Да, — подтвердил молодой человек. — Помнится, вы сказали, что это происходило в Магараче, и что она забеременела от нашего вождя.
—
Так оно и было, — сказала актриса, словно не размыкая губ. И повторила сказанное чуть ранее: — Они встретились: Ева и товарищ Сталин, и провели бурную ночь. И она забеременела от нашего вождя, забеременела в первый и последний раз. Ее возлюбленный, оставаясь без нее на целую ночь, знал, с кем она… как знал после, чьего ребенка она носит под сердцем.
—
Она родила? — допытывался собеседник.
—
Конечно, Гитлер привез в Германию свою возлюбленную беременной, хотя они оба еще не знали об этом.
Ева выносила ребенка и в срок родила девочку. Но она не стала матерью.
—
Я правильно вас понял, она не…
—
Совершенно верно. У нее отняли ребенка.
—
Девочку забрал отец?
—
Всю эту историю лучше знает твой босс.
—
Вы намеренно ушли от ответа.
—
Считай, что ее увезли к отцу. И это было роковое ре
шение. для него.
—
?!
—
После того, как у Евы отобрали ребенка и стерли память о рождении дочери. а ты знаешь, как это умеют делать в наших лабораториях, и делают уже давно, пожалуй, чуть ли не с 20-х годов… эта несчастная женщина, лишен
ная памяти, но не лишенная инстинкта, стала отчаянно просить своего возлюбленного фюрера подарить ей собачку, ма
ленького щенка.
—
Какая трогательная история, достойная романа, — иронизировал мужчина, но хрупкая дама и не думала реагировать
на иронию и едва видимую улыбку в уголках его губ.
—
Советский агитпроп никогда не позволит себе подобный сюжет. Там, где бред принимают за правду, прав
да не нужна.
—
Рогнеда Павловна, вы же. так не думаете?
—
Сейчас мы с тобой думаем иными категориями, дорогой друг. И хорошо, что нас никто не слышит.
—
Вы правы, но я хочу знать судьбу этого ребенка.
—
Не в моих полномочиях открыть тебе всю тайну.
С этим вопросом тебе нужно обратиться к боссу.
Ну вот, собственно говоря, мы и подошли к тому, ради чего писалась эта книга. Еще добавлю, как штрих, что эф
фектная немолодая дама в свое время была любовницей вождя, и ее имя в этой ипостаси уже известно читателям… Вот незадача: так хотелось не называть имен, но словно укором сейчас смотрит записанное в моих творческих тетрадях имя «Рогнеда Павловна», напротив которого рукой Олега
Грейга выведено ее
Обращаюсь к энциклопедиям и справочникам, которые свидетельствуют, что
