национальности забинтовали голову, оставив снаружи только один глаз и две дырки для носа. В двух других грузовиках, идущих спереди и сзади, и, само собой, в мотоциклах разместили охрану «важного груза». Примерно за час Васин смастерил соответствующие документы, которые, конечно, не выдержали бы серьезной проверки, но для обычного немецкого поста вполне могли сработать. Рядом с каждым водителем сидело по бойцу в эсэсовской форме. Для особо упертых часовых всегда были наготове гранаты и пистолеты. То, что многие «немецкие» солдаты были вооружены нашими винтовками СВТ-40, нас особо не беспокоило. К этому времени немцы уже успели оценить их качество и приняли эти винтовки на вооружение, так как сумели захватить несколько армейских складов со стрелковым оружием[29]. Бойцов, слабо владевших немецким, упрятали, как и меня, поглубже в середину, договорились о командах, отдаваемых на немецком языке. Даже пару раз отрепетировали. Короче, казалось, что продумали абсолютно все. Увы, на собственной шкуре мы убедились, что идеальных планов не бывает.
Первый день мы шли довольно робко, прячась в перелесках и лесополосах при виде каждой немецкой колонны, движущейся в попутном или встречном направлении. Маршевые роты тоже старались не обгонять. На второй день осмелели и рискнули присоединиться замыкающими к солидной колонне, в голове которой шли четыре средних танка Т-3. Таким образом, за двое суток мы успешно преодолели более восьмидесяти километров, продвигаясь не только на юг, но и на запад. При этом наша наглость дошла даже до того, что во время одной из остановок радист сумел, как говорится, «не отходя от кассы» связаться с нашими и передать краткое донесение о текущем состоянии дел.
Но вот на третий день фортуна от нас отвернулась, причем именно тогда, когда мы этого ну никак не ожидали. Мы «по традиции» пристроились к хвосту небольшой моторизованной колонны, двигавшейся на юго-запад, и до обеда чинно и благородно шли вместе.
Погода за последние сутки заметно улучшилась, и сейчас даже выглянуло солнышко, чему и мы, и немцы весьма обрадовались. Во время остановки на обед гауптман, командовавший колонной, пригласил нашего «гауптмана» к себе. С некоторого расстояния я наблюдала за веселым общением двух капитанов. Все равно как на пикник за город выехали. И никакой войны. Через час движение возобновилось. Более того, по случаю хорошей погоды оно даже немного ускорилось. Наша общая колонна проезжала мимо большого лесного массива, и мне подумалось, что тут почти идеальное место для засады. И ведь накаркала. Вдруг спереди и, что особенно неприятно, сзади раздались взрывы гранат и выстрелы. Стреляли в основном из винтовок, хотя спереди вели огонь и из ДП.
И что прикажете делать? Во-первых, команды можно отдавать только на немецком языке. Это, правда, не так страшно, потому что базовые немецкие выражения понимают все бойцы нашего отряда. Говорить без акцента – вот что для многих пока представляет проблему. А во-вторых, и это самое трудное, нельзя же стрелять в наших бойцов. Они при этом спокойно могут стрелять в нас. И еще, судя по огневой мощи, на нас напало не больше роты красноармейцев. А тут вместе с нами у немцев получаются примерно полторы роты при лучшем вооружении. Немецкий гауптман это точно поймет, значит, сейчас наше сводное подразделение развернут и начнут охоту на нападающих. Ой-ой. Я вдобавок заметила, что немецкий радист зашевелился со своей рацией. Так он сейчас еще и подмогу вызовет. Нет, не вызовет. После очередного выстрела радист дернулся и затих. У меня возникло стойкое подозрение, что его успокоил кто-то из наших, так как из леса определить, кто именно радист и что он делает, было невозможно. Но без согласования действий нам открывать огонь по немцам тоже не с руки. А то можем попасть сразу и под наш, и под немецкий огонь.
Пока я размышляла обо всем этом, от головы колонны послышались команды (на
– Рассредоточиться, разобрать цели, прижать противника огнем.
Наш отряд, само собой, повыскакивал из грузовиков и залег, постреливая в белый свет как в копеечку. По следующей команде наш взвод двинулся в обход атакующих с правого фланга. На левом фланге вовсю строчили немецкие пулеметчики, и было ясно, что там тоже вот-вот начнется атака. Этого нельзя было допустить. Проклиная все на свете, я рванула в направлении, где, как мне показалось, находился командир нападавших. Пришлось на ходу выпутаться из плаща, а каска потерялась сама собой. Я неслась почти так, как мы преодолевали на тренировках полосу МЗП, но все равно в какой-то момент зацепилась о корень и кувырнулась. Это меня и спасло, так как надо мной сразу просвистела очередь. Вот, блин, снайперы на мою голову. Но, судя по звукам, противник где-то рядом. Кажется, вон там, за поваленным деревом. А что, если крикнуть?
– Внимание, прекратить огонь по левому флангу!
– Ух ты, фашистская сволочь! По-нашему чешет, как русская. Не дождешься, сука!
И в качестве точки к своим словам говоривший добавил пару выстрелов из нагана в моем направлении. Тут я не выдержала и, перекатившись, перешла на общепонятный матерный:
– У тебя, тра-тата, что, уши трам-пам-пам заложило?! Как последнему «чудаку» говорю, что прекратить огонь нужно только на ЛЕВОМ ФЛАНГЕ!!
После этого я популярно объяснила, что сделаю с ним и со всеми его бойцами, если он этого не сделает. Ненормативная лексика в моем исполнении опять выручила. Парень перестал стрелять. Я услышала еще один голос:
– Товарищ капитан, подождите, кажется, я знаю, кто она.
И потом крик мне:
– Как ваша фамилия?
Ух ты! Неужели моя фамилия в армии так известна?
– Северова моя фамилия.
– Она, товарищ капитан. Послушайте ее.
Я услышала команду: «Прекратить огонь» – и тут же рванула назад. У опушки леса я крикнула уже на русском:
– Открыть огонь по немцам!
Глава 26
Такого немцы точно не ожидали. Их положение сразу стало очень невыгодным, поскольку мы зажали их с тыла и с флангов. Минут через тридцать все пришло к логическому концу. Так как пленные нам не требовались, бой завершился контрольными выстрелами, которые проделали уже бойцы нашего отряда, поскольку только они могли отличить наших от немцев. Когда все затихло, из леса стали выходить те, кто устроил нам засаду. Состояние у подавляющего большинства бойцов было, мягко говоря, не того. Перебинтованные, грязные, вместо одежды лохмотья, и все страшно худые. Но их было много, заметно больше, чем я ожидала, – около двухсот человек. Большинство бойцов были вооружены мосинками, хотя у некоторых были и немецкие МР-40. А у одного бойца я заметила даже эсвэтэшную снайперку. Теперь действовать нужно было быстро. Так как Васина я пока не видела, командование взяла на себя. Первым делом нашла их капитана:
– Товарищ капитан, нужно срочно убрать за собой. Пусть ваши бойцы затащат немцев в перелесок и там заберут все полезное: оружие, документы, продовольствие и т. п. Обязательно стащите с немцев всю одежду, а то ваши бойцы вон как оборваны. Все грузите вот на этот грузовик. На втором повезем раненых, которыми сейчас займется наш доктор. Третий грузовик ваши бойцы вывели из строя полностью. Мои ребята проверят мотоциклы – может быть, они уцелели. Отдельно выделите человек десять для того, чтобы похоронить наших погибших бойцов. Хоронить придется в общей могиле.
Капитан спорить не стал, правильно решив, что отношения можно выяснить и потом. Он отдал команду и отошел к своим, а я пошла разыскивать Васина. И вот тут для меня начался кошмар. Мне доложили, что Васин убит, а Фогельсон тяжело ранен. Фактически я осталась единственным командиром в нашем отряде. Я не выдержала, отбрела в сторону и заревела. Бойцы, видимо, поняли мое состояние и оставили меня на время в покое. А я ревела и думала, что вот потеряла людей, с которыми успела почти что сродниться, и что теперь вся ответственность за жизни бойцов и за выполнение боевой задачи лежит
