Старики удалились.
Двухэтажный флигель Завойко приткнулся к подножью Петровской горы в том месте, где она круто спускалась к Петропавловской гавани. Окна фасада уставились на Никольскую сопку. Выше флигеля саженей на двадцать, в губернаторском саду, стоит памятник Витусу Берингу. Оттуда доносятся звонкие веселые голоса ребятишек. Там
забавляется со своими детьми жена Василия Степановича, Юлия Георговна. У нее, тридцатипятилетней, теперь их девять. На многодетной женщине, доброй и жизнерадостной, держится весь домашний очаг. А дети так еще малы: старшему, Жоре, — двенадцать лет, Степе — десять, Паше — восемь, Кате — семь… С ними трудно. Конечно, без нянь не обойтись, но гувернантки нет. Сама мать, как умеет, воспитывает и учит детей. Благо у «первой дамы Петропавловска» запас знаний богатый да и сама прекрасного воспитания. Изыльметьев узнал от Василия Степановича, что Юлия Георговна выросла в знатной ученой семье. Ее отец Георг Густав Людвиг Врангель был профессором лицея в Царском Селе, ныне — преподаватель в Петербургском университете. Дед Юлии Георговны по матери, Илья Семенович Яковкин, также был профессором университета. А главный правитель Российско-американской компании адмирал Фердинанд Петрович Врангель — ее дядя.
Молодая женщина из знатной и благородной семьи с отменным домашним воспитанием много лет разделяла тяжелую участь мужа-моряка, теперь — губернатора Камчатки.
— Юлия — мое счастье, — сказал Василий Степанович. — Но жизнь ее со мной не балует. Поверьте, в семье иногда не доставало самого необходимого — продуктов питания. Не пришло вовремя судно с продовольствием, и бедствуем все. Правда, недавно положение удалось поправить — в Камчатку на казенный счет завезли триста koj ров. У нас теперь есть своя молочная ферма. Но других трудностей тут хватает. А Юлия внешне не унывает. Она всегда находит себе и детям увлекательные занятия, у нее неплохой голос. Учит детей вокальному искусству, сама на клавикордах музицирует. Посмотришь со стороны: вроде бы мать просто забавляет малышей, а она исподволь серьезные уроки им дает. Старшие все лопочут на французском, английском и немецком языках…
Изыльметьев, слушая Василия Степановича, мысленно восхищался многодетной и дружной семьей губернатора. «Это и есть большое личное счастье, — думал он, — когда человек доволен женой, детьми, домашним очагом, служебным положением».
Иван Николаевич не мог похвастаться перед собеседником высокими чинами своих родственников. «Будь у меня такая влиятельная родня, — размышлял Изыльметь-св, — может, и я не ходил бы так долго в капитан-лейтенан-
тах». Но по складу своего характера Иван Николаевич не был человеком завистливым, службой не тяготился и считал досрочное присвоение людям чинов явлением исключительным и ненормальным. Его мнение: скороспелый плод раньше загнивает. Быструю карьеру Василия Степановича он относил к редким обстоятельствам. Изыльметьев слышал, что Завойко человек умный и энергичный, с должностью губернатора справляется отменно.
Иван Николаевич на свою судьбу морского офицера тоже не в обиде. Что нужно моряку? Как можно больше и чаще ходить по морям и океанам. Он, Изыльметьев, делает это более тридцати лет. Участвовал в дальних и средних плаваниях на фрегатах «Принц Оранский» и «Константин», корвете «Император Александр I», тендерах «Лебедь» и «Волга», два года командовал корветом «Князь Варшавский». И вот на фрегате «Аврора» он сделал кругосветное путешествие, привел его для защиты дальневосточных берегов. Разве такую судьбу моряка назовешь неудачной? Своим горбом достиг Изыльметьев почетной должности командира военного фрегата Российского императорского флота.
Завойко ходил по морским просторам меньше, но и он может вспомнить много интересного из своей жизни. Губернатор, услышав от Изыльметьева о печальной кончине «Наварина» — корвет в прошлом году был растрепан ураганом в Северном море, — не без гордости вспомнил, что на этом корабле служил в молодости под командованием капитан-лейтенанта, ныне известного на весь мир адмирала, Павла Степановича Нахимова.
Было о чем поговорить морякам, было что вспомнить. Однако, слушая губернатора, Иван Николаевич давно уловил, что тот хочет ему сказать что-то важное, но никак не найдет удобного момента. Вот Завойко, вспомнив морские походы, опять перешел на жизнь петропавловского порта, заговорил о перебоях в снабжении его обитателей, о сложностях, связанных с отдалением полуострова от Иркутска.
— В Камчатке, — сказал он, — на первый взгляд кажется, что чрезвычайно трудно иметь для большого числа людей свежую провизию. Не доставят ее вовремя с материка, и помирай, мол, с голоду. Ничего подобного. Без пшеничного хлеба, сахара, нет слов, трудно тем, у кого детишки. А для взрослых тут всегда питание найти можно. Как мы выходили из положения? Соберу, бывало, охотни-
ков-камчадалов, солдат, матросов, кои на зверя ходить уже опыт имели, и дам им задание раздобыть свежатины. И что вы думаете? Возвращались они всегда с хорошей добычей: приносили десятка три оленей и лосей, с дюжину медведей. Ешь — не хочу!
И опять Изыльметьеву невдомек, куда губернатор клонит.
— А рыбы сколько здесь? — продолжал Завойко. — Несметное число! Весной бухта становится серебристой от множества сельди и корюшки. Позже красная рыба в реках появляется. Крупная, иная чавыча пуда на три тянет. Лососевые идут в этих местах до самой осени и в необыкновен ном количестве. Наши люди вялят и солят ее в больших размерах…
«Это он к тому, — подумал Изыльметьев, — чтобы авроровцы не чувствовали себя стесненными, питаясь за счет петропавловцев».
— А может, и моих моряков послать на охоту? — осторожно предложил командир корабля и тут же поспешил заверить, что «Аврора» долго в порту не пробудет — надо пробираться в залив Де-Кастри.
— Охотников бить зверя у нас без моряков хватает, — сказал губернатор. — С хлебом будет туговато, а мяса и рыбы на всех заготовим вдоволь. Пусть вас это не волнует. Другое хочу вам предложить… — И Завойко высказал то, ради чего и пригласил к себе командира фрегата. Он подсчитал, что при самом благополучном исходе — беспрепятственном пути туда и обратно, без задержки ни на один день в порту Де-Кастри, — посланный от Камчатки бриг вернется с ответом адмирала не раньше, как через месяц.
— Долго ждать, — отозвался Изыльметьев. — «Аврора» готова будет к выходу гораздо раньше.
— Охотно верю, — согласился Василий Степанович. — Но вам, не получив указания адмирала Путятина, полагаю, нельзя покидать наш порт… Идет война. Планы командующего эскадрой могут измениться. Вдруг он решит сделать передислокацию кораблей, и они покинут залив Де-Кастри. Где их будете искать? Нельзя исключить и такое: вице-адмирал может приказать вам остаться у берегов Камчатки для защиты Авачинской губы…
— Может быть, — подтвердил догадку Изыльметьев.
— А посему… — Завойко пристально посмотрел на собеседника. — Хочу, Иван Николаевич, чтобы военные мо-
ряки не чувствовали себя здесь гостями хотя бы оставшийся месяц, до возвращения брига.
— Как изволите понимать?
— Подключить экипаж к обороне порта.
— Авроровцы, как я знаю, уже работают на земляных сооружениях.
— Я хочу сказать больше, — продолжил Завойко. — Не скрою, тревожно у меня на сердце. Чувствую, что враги не оставят нас в покое. И это может случиться в ближайшее время, до вашего ухода отсюда…
— Произойдет такое, будем обороняться вместе, — заверил Изыльметьев.
— Не сомневаюсь в вашей искренности, — поддержал его губернатор. — По-другому не мыслится. А теперь давайте подумаем, как станем обороняться… Предполагаю, что в Авачинскую губу войдет сразу несколько кораблей, ибо в одиночку враги действовать не рискнут. Что вы, Иван Николаевич, в таком случае предпримите?
— Выйду навстречу и приму бой, — решительно ответил Изыльметьев.
Завойко отозвался не сразу.
— Мне думается, что такой шаг весьма рискован, — высказал сомнение он. — Допустим, «Аврора» вступит в морской бой с двумя-тремя кораблями (нам неведомо сколько их прибудет), а петропавловцы вынуждены будут без действия наблюдать издали за неравной схваткой и ждать ее исхода. Отбросим излишнюю самоуверенность. «Аврору» могут потопить. Что дальше? Враг подойдет к порту, а тут хилый
