нравится уют, не правда ли? Вы играете в гольф? Очень рад. Мои клюшки, к сожалению, пришли в негодность. Нужно найти дельного мастера, чтобы он их починил и главное — выровнял.
Прекрасная мысль, мистер Дэнджерфилд. Моя супруга поделится с вашей рецептами. Замечательно. Стены недавно оклеены обоями в коричневые цветочки. Они еще не успели просохнуть. И миленький, истоптанный до дыр ахминстерский ковер на полу в гостиной, и голубой в рытвинах диван. Неплохая кухонька, с одним только недостатком — раковина находится за дверью. Вверх по узенькой лесенке — туалет со световым люком размером с номерной знак автомобиля, стеклянная перегородчатая дверь. Между двумя стеночками с трудом умещается унитазик. Этот дом невозможно описывать без уменьшительных суффиксов. Окна гостиной всего в полуметре над тротуаром, что совершенно безопасно в смысле любопытства соседей: не хотелось бы позировать им со спущенными штанами. Но грохот проезжающего мимо трамвая заставляет быть всегда начеку.
Визит к угольщику, чтобы принести уголь и свалить его в кучу под лестницей. Мэрион раздобыла несколько корзин и прикрыла уголь кусками от старых скатертей, чтобы оживить это унылое зрелище и сделать его более пристойным. Есть у меня и коллекция карт, из которых одна или две являются раритетами почтенного возраста. Карту кладбища я храню под толстым стеклом. Вместо письменного стола у меня ломберный столик у самого окна. Девчонки из прачечной отвлекают меня от убийственно скучной зубрежки. Дважды в день они появляются передо мною с бигуди в волосах и остроконечными, из-за американских бюстгальтеров, грудями.
Думаю, епископ должен высказаться по данному поводу, причем он будет совершенно прав. Они выстраиваются в очередь на трамвай. Мне видны их одутловатые, выбеленные паром лица. То одна, то другая из них улыбается сумасшедшему, притаившемуся за занавеской.
Жизнь в этом доме течет спокойно. Воздержание от спиртного и забота о крошке, когда Мэрион выходит за покупками в магазин. Сегодня на завтрак я выпил чашку бульона. В окне напротив появляется премиленькое создание. Я перехватил взгляд ее огромных карих глаз. Взгляд серьезный, без всяких там хихонек и хахонек. Ее густые волосы совсем не вьются. Взгляд осмысленный и вместе с тем несколько растерянный. Взволнованно ретируюсь на кухню.
Смастерил небольшой стеллажик и заполнил его книгами по юриспруденции, кратким описанием жизни Блаженного Оливера Планкета и орнитологическими справочниками. Нижняя полка предназначена для моей довольно обширной коллекции, которую я, прости Господи, краду в католических храмах. Но я вынужден пойти на это, чтобы обрести мужество сносить нищету. Вот мои самые любимые из этих книг: «То, что называется любовью», «Проклятие алкоголизма» и «Счастье смерти».
Первый утренний трамвай сотрясает пол, как землетрясение, и Фелисити начинает выводить в детской руладу. Поплакав, она снова засыпает. Ножки подтягивает к подбородку, как зародыш. Мэрион спит в моем белье. Скоро и до нас доберутся солнечные лучи, и тогда Мэрион зашлепает по линолеуму босыми ногами. Понукания. Ну вставай же, не наваливай на меня каждое утро всю работу. А душа моя беззвучно кричит, Мэрион, ну ради Бога, ну стань же настоящей англичанкой и спустись в эту миленькую кухоньку, в это гнездышко и свари кофеек, как и положено хорошей девочке, а пока кофе еще не готов, подрумянь несколько ломтиков хлеба, и я не стану возражать, если на них окажется нечто вроде намека на ветчину, всего лишь намека, и поставь все это на столик, а затем появлюсь я и выступлю в роли заботливого папочки, доброе утро, милочка, ну как ты, ты очень славно выглядишь сегодня утром, с каждым днем ты все молодеешь. Этот вечный нестареющий комплимент. Но я спускаюсь вниз, весь издерганный, обессиленный, с душой, присыпанной пеплом.
Позже можно будет увидеть кое-что поинтереснее. Цоканье конских копыт по булыжнику. Скорее в спальню, чтобы оттуда выглянуть на улицу. Их лоснящиеся черные бока блестят под моросящим дождем. Высоко задрав морды, они пускают клубы пара. Иногда сквозь крохотные оконца я успеваю разглядеть лилию на ящике, сколоченном из сосновых досок. Заберите меня с собой. Сами собой на ум приходят строки из стихотворения, которое я вычитал в «Ивнинг Мэйл»:
И я вижу, как из окон такси высовываются ухмыляющиеся физиономии, кичащиеся важностью происходящего. Вдоль дороги люди снимают шляпы и торопливо крестятся. Бутылочка виски ходит по рукам. Откуда-то издалека доносятся звуки скрипки. Под теплым сентябрьским дождем быстро растут грибы. Он ушел навсегда.
А потом пора идти за газетой. И, возвратившись, захватить ее в туалет. Между двумя облупленными стенами. Мне всегда кажется, что я там застряну. В то утро ярко светило солнце, и я чувствовал себя великолепно. Сидел там чуть-чуть постанывая и почитывая новости, а затем дотянулся до эврики и дернул за цепь. Внизу на кухне завопила Мэрион.
— Что случилось, Мэрион?
— Да прекрати же, Себастьян! Не будь ослом! Что ты наделал?
Испытывая раздражение, сбегает по узенькой лесенке и вваливается в кухню. Возможно, Мэрион не выдержала лишений и свихнулась.
— Ты придурок, Себастьян, посмотри на меня, на одежду ребенка!
Посреди кухни заходится в конвульсиях Мэрион — она облеплена экскрементами и обрывками туалетной бумаги. С потолка на нее льется вода, сыплется штукатурка, падают испражнения.
— Ради всего святого…
— Негодяй, негодяй! Да сделай же что-нибудь!
— Господи Боже…
Себастьян молча уходит.
— Как ты можешь вот так взять и уйти, чертов подонок? Это ведь ужасно, и я не могу больше терпеть.
Мэрион разражается рыданиями, которые затихают за захлопнутой входной дверью.
Проходит стоянку для автомашин и спускается вниз по горе до самой станции. Останавливается у стены и рассматривает проходящие поезда. Просто возьмите дерьмо и посмотрите, что из этого получится. Чертов Скалли, вполне возможно, он проложил резиновые трубы. Три фунта в неделю за крысиную нору с коричневым мхом на стенах и с мебелью из картона. А Мэрион, как назло, потребовалось в тот момент стоять прямо под ним. Неужели она не услышала, как над ней начинает сыпаться потолок? Солнце скрылось, похоже, что начинается дождь. Нужно побыстрее вернуться домой, чтобы не утратить завоеванные позиции. И купить ей небольшой подарочек, например, журнал мод, напичканный фотографиями всяких роскошных вещиц.
Мэрион сидит в плетеном кресле, шьет. Себастьян задерживается в дверях, проверяя, что означает эта тишина.
— Прости меня, Мэрион.
Мэрион не поднимает головы. Себастьян вручает ей подарок.
— Я действительно сожалею о случившемся. Посмотри, я принес тебе подарок — свежий женский журнал с выкройками.
— О!
— Хороший?
— Да.
— Как золотые зубы Господа?
— Не испорть все опять.
— Моя малышка Мэрион. Я такой негодяй.
— Я буду читать его перед сном.
— Я — ужасная свинья, Мэрион.
— Хорошенький костюмчик?
