реалистом-трансценденталистом, отстаивал превосходство дедуктивного мышления. Я же, являясь номиналистом-позитивистом, естественно, защищал индукцию. Слово за слово, мы разгорячились — все это по-детски, я готов признать, но от долгого заключения становишься раздражительным. Тем не менее, размолвки наши продолжительными не бывают — поскольку другого разумного собеседника ни ему, ни мне не найти, поневоле приходится мириться через несколько дней.
Феллон спросил:
— Ты знаешь, из чего делается взрывчатое вещество?
— О да, секрет известен мне. Но не надейся, что разболтаю я его.
— Собираешься продать его какому-нибудь другому кришнаитскому властителю — доуру Гоцаштанда например?
Саиньян улыбнулся.
— Догадывайся сам, мастер Антане, в этом я тебе не помощник. Пока я не выберусь из этой крысоловки, откровенность мне противопоказана.
— А как ты относишься к появлению на планете огнестрельного оружия?
— Что тут сказать? Покойный Неле-Джурдаре к нашему проекту относился крайне отрицательно и участие в нем принимал лишь ради сохранения жизни. Он утверждал, что помогать созданию столь губительных новинок — значит совершать грех против собственной личности, недостойный истинного философа. Зарраш, с другой стороны, настроен в пользу ружей, так как уверен, что они положат конец войнам на планете, сделав их слишком ужасными — и его не убеждает даже пример Земли, где ничего подобного не произошло.
— А ты?
— О, я смотрю на все это с несколько иной точки зрения. До тех пор, пока мы, кришнаиты, не добьемся приблизительного равенства в вооружениях с вами, землянами, мы не можем рассчитывать на беспристрастное к себе отношение.
— А чем тебя не устраивает наше отношение?
— О — как раз устраивает, мастер Антане. Если представить, что вы могли бы сделать, ваше поведение покажется верхом сдержанности. Но вы изменчивые и, к тому же, разные люди. С одной стороны, вы дали нам мастера Барневельта, человека высочайших моральных качеств, покончившего с сункварскими пиратами и, в придачу, организовавшего мыльный бум. А с другой стороны, нам приходится иметь дело и с такими отвратительными мошенниками, как Борель. Ваши методы отбора тех, кого вы допускаете на планету, ставят нас в тупик. Не разрешая вашим людям науки делиться с нами полезными искусствами — чтобы мы не могли воспользоваться этим и покончить с вашим превосходством — вы выпускаете на нас свору беспардонных миссионеров десятков соперничающих и противоречивых культов, символы веры которых по меньшей мере столь же нелепы и абсурдны, как откровения наших местных культов.
Феллон открыл рот, чтобы заговорить, но Саиньян не позволил ему, продолжив:
— Вы, как я уже сказал, более изменчивы и разнообразны, чем мы. Среди вас не найдешь и двух подобных, и не успеем мы привыкнуть к одному из вас, как его заменяют другим, и слышать не желающим о методах предшественника. Возьмем, к примеру, тот случай, когда в Новорецифе ушли на пенсию мастер Кеннеди и мастер Обри — оба в высшей степени достойные люди. Ведь им на смену пришли беспробудные пьяницы Глюмелен и Горчаков. И ваше отношение к нам — это, в лучшем случае, отношение доброго и рачительного хозяина к своим рабам, которых берегут и не наказывают без нужды, но которые должны почтительно предугадывать малейшие прихоти своего естественного господина. Вот, например, занидский консул — как там его имя?…
— Я знаком с Перси Мджипой, — сказал Феллон. — Но послушай, а тебя не беспокоит, что вы тут можете перестрелять друг друга? Или что тот, кто первый наложит лапу на новое оружие, завоюет всех остальных?
— На первый твой вопрос отвечу так: убитый пулей не мертвее, чем обезглавленный мечом. А на второй: на мой взгляд, это было бы не так уж и плохо. Мы нуждаемся в едином мировом правительстве — во-первых, потому, что мы должны его иметь, чтобы вы приняли нас в свой драгоценный Межпланетный Совет. А во-вторых, потому, что так нам, в любом случае, будет легче иметь дело с вами. Как сказал Нехавенд, престиж следует за могуществом, а не наоборот.
— Но разве такое правительство не должно возникнуть в результате добровольного соглашения всех заинтересованных сторон? — Феллон улыбнулся, осознав, что он, циник и искатель приключений, отстаивает политический идеализм земного толка, а Саиньян, философ не от мира сего, проповедует маккиавелиевский прагматизм.
— На нашей нынешней стадии развития добровольное соглашение исключено, и ты это прекрасно знаешь, землянин. Даже если бы айя-люди с нашего ближайшего небесного соседа, Квондьора — как называете его вы, земляне?
— Вишну, — сказал Феллон.
— Я теперь вспомнил — в честь какого-то беспутного земного божества, не так ли? Ну так вот, даже если бы эти невежественные дикари напали на нас — скажем, переброшенные сюда на земных кораблях по какой-то вашей непонятной земной причине — ты думаешь, такая угроза объединила бы наши бесчисленные государства? Нет! Гоцаштанд попытается отомстить Майкарданду за свое поражение при Меоциде. Сурия и Дхаукия захотят воспользоваться вторжением, чтобы сбросить кваатское иго, а затем передерутся между собой — и так далее. Каждый будет стремиться заручиться помощью захватчиков в борьбе с соседями, и никому даже в голову не придет задуматься о будущем.
— Если бы мы могли еще лет тысячу развиваться в нашем привычном темпе, тогда другое дело — но этого времени у нас нет. И, насколько я помню земную историю, вы едва не взорвали собственную планету, прежде чем прийти к столь трогательному согласию, а ведь оощий уровень культуры был у вас тогда выше, чем наш нынешний. Поэтому я утверждаю, что равенства мы сможем добиться тогда — и только тогда — когда мы перестанем быть скопищем суверенных образований, которые вы можете стравливать друг с другом…
— Извини, — перебил его Феллон, — но нам нужно вернуться наверх до того, как сменится мой друг, охраняющий вход в подвал.
Он загасил сигару, встал и открыл дверь в коридор. Фредро там не было.
— Бакх его забери! — выругался Феллон. — Или этот идиот отправился что-то исследовать, или его схватила стража! Саиньян, показывай дорогу — я должен поскорее его найти.
Глава XVI
Саиньян стал водить Феллона по залам и комнатам подвала. Феллон шел сзади, посматривая по сторонам и заглядывая в темные углы и закоулки.
Саиньян пояснял:
— Здесь хранятся готовые ружья после того, как пройдут проверку… Вот в этой комнате доводят выкованные стволы… Здесь вырезают приклады. Видишь, как их тщательно обтесывают и шлифуют? Хабарьян заманил сюда сурускандских резчиков по дереву, потому что в нашей безлесной стране искусство это почти не развито… А здесь готовят взрывчатую смесь…
— Погоди-ка, — сказал Феллон, останавливаясь, чтобы понаблюдать за процессом.
Посреди комнаты стоял хвостатый колофтянин, колдовавший над огромным котлом, подогреваемым слабой масляной горелкой. Колофтянин набирал мерным половником белесый порошок из двух стоявших рядом бочек и сыпал его в кипящий в котле асфальт, не переставая тщательно размешивать смесь лопаткой, которую держал в другой руке.
— Осторожно! — сказал Саиньян. — Не вздумай отвлекать его, а то нас всех разнесет в клочья.
Но Феллон уже подступил к колофтянину, сунул палец в одну из бочек с порошком и попробовал его на вкус. Сахар!
Хоть Феллон и не был химиком, за свои девяносто четыре года он успел нахвататься отрывочных
