– Я бы не хотел, чтобы вы подумали…
Я улыбнулся.
– Нет-нет, не волнуйтесь, я не думаю, что вы поступили плохо, Гаспар, вы ведь просто опорожнили корзину для мусора, не так ли?
У него на лице появилось выражение такого облегчения, что мне стало немного смешно.
– Я хранил это все эти годы, – шепчет он.
И протягивает мне смятый клочок бумаги.
– Но почему, Гаспар?
Он распрямляется с полным достоинства видом.
– Ради вашей матери. Потому что я чту память о ней. И потому что я хочу помочь вам, мсье Антуан.
– Помочь мне?
Его голос звучит так же твердо и даже торжественно;
– Да, я хочу помочь вам выяснить, что с ней случилось. В тот день, когда она умерла.
Я просматриваю листок. Это счет, выписанный на имя бабушки частным детективным агентством «Viaris», расположенным на улице Амстердам, что в Девятом округе. Листок выглядит грязным.
– Ваша мать была очаровательной женщиной, мсье Антуан.
– Спасибо, Гаспар.
Я пожимаю ему руку. Рукопожатие выходит неловким, но я вижу, что он доволен. Я смотрю ему вслед, на его кривоватую спину и тонкие ноги. Он исчезает в стеклянной кабине лифта. Я возвращаюсь домой.
Быстрый поиск в Интернете подтверждает мои опасения: агентства «Viaris» не существует. Его поглотила более крупная фирма – «Rubis Detectives», предлагающая услуги по сбору информации о профессиональной деятельности, надзору, слежке, проведению тайных операций, проверке деятельности и взысканию задолженностей. Мне и в голову не приходило, что подобные услуги востребованы и в наши дни. И это агентство процветает, если верить их сайту – современному, с красивой графикой и оригинальной системой «окон». Их офис расположен недалеко от «Гранд-Опера». Имеется также и адрес электронной почты. Я решаю написать и объяснить ситуацию: мне необходимо узнать результаты расследования, организованного по заказу моей бабки, Бланш Рей, в 1973 году. Я вписываю в письмо номер дела, указанный в счете, и прошу как можно скорее со мной связаться, поскольку это очень срочно. В конце письма – обычные формулы вежливости и номер моего мобильного.
Мне хочется позвонить Мелани и сообщить о своих розыскных мероприятиях, и я уже тянусь к телефонной трубке, но вдруг до меня доходит, что на дворе второй час ночи. Я долго ворочаюсь в кровати, пытаясь заснуть.
Смертельная болезнь отца. Предстоящие похороны бабушки. Высокая светловолосая американка.
Глава 43
На следующее утро по дороге в контору я ищу номер Лоранс Дардель, дочери доктора Дарделя. Сейчас ей, должно быть, около пятидесяти. Ее отец был личным врачом и другом нашей семьи. Именно он подписал свидетельство о смерти моей матери и, если верить Гаспару, первым прибыл в квартиру деда и бабки в тот роковой февральский день 1974 года. Лоране тоже врач, она унаследовала клиентуру отца. Я не видел ее много лет, мы не очень хорошо знакомы. Когда я звоню ей в кабинет, мне отвечают, что доктор Дардель в больнице, где она обычно ведет прием, и мне нужно договориться о встрече. Но попасть к ней можно будет не раньше следующей недели. Я благодарю за информацию и кладу трубку.
Если память мне не изменяет, ее отец жил на улице Спонтини, недалеко от улицы Лонгшамп. Его медицинский кабинет находился по тому же адресу. Кабинет его дочери находится на авеню Мозар, но я почти уверен, что она живет в квартире на улице Спонтини, которую унаследовала от отца. Когда я был ребенком, после смерти матери мы иногда ходили туда пить чай вместе с Лоране и ее мужем. И дети у них, по-моему, намного младше моих. Я никак не могу вспомнить имя мужа Лоране Дардель, тем более что она оставила свою девичью фамилию в интересах профессиональной деятельности. Единственная возможность удостовериться, что она все еще живет на улице Спонтини, это отправиться прямиком туда.
Посвятив утро активной работе, в обед я звоню отцу. Режин снимает трубку и сообщает, что они с Соланж занимаются похоронами Бланш, которые состоятся в Сеи-Пьер-де-Шайо. После полудня у меня назначена встреча с Паримбером в его офисе, одна из последних, кстати. Собор Духа почт» готов, осталось урегулировать мелкие детали.
По прибытий на место мне становится не по себе – Рабани, невыносимый зять Паримбера, тут как тут. Я ошеломленно наблюдаю, как он пожимает мне руку с улыбкой, которой я у него не припомню, – широкой, открывающей весьма неприглядного вида десны. Он заявляет, что я проделал фантастическую работу над собором. Паримбер демонстрирует нам свою обычную удовлетворенную гримасу. Мне кажется, что этот добрейший Чеширский Кот вот-вот замурлычет. Рабани вне себя от возбуждения, на его малиновом лице выступает пот. К моему величайшему удивлению, он убежден, что собор Духа со своей структурой светящихся панелей – «достойная всяческого восхищения революционная концепция огромного художественного и психологического значения». И, с моего согласия, он желал бы ею воспользоваться.
– Это мог бы быть величественный проект, – почти задыхаясь, говорит он, – проект мирового значения!
Рабани уже все обдумал и все предусмотрел. Мне остается лишь подписать контракт, ну, разумеется, показав его предварительно своему адвокату, но действовать нужно быстро. Если все пройдет, как задумано, я скоро стану миллиардером. Ну, и он тоже. Мне не удается вставить ни слова и остается только ждать, когда он остановится, чтобы перевести дыхание. Рабани брызжет слюной, мочки ушей краснеют все сильней. Я преспокойно кладу в карман контракт века, ледяным тоном уверяя его в том, что мне необходимо подумать. Чем холоднее я становлюсь, тем больше он передо мной лебезит. И наконец уходит, в последний раз подпрыгнув, как щенок, мечтающий, чтобы его погладили.
Мы с Паримбером приступаем к работе. Он недоволен креслами, по его мнению, слишком мягкими, что не способствует эффективному восприятию молниеносной силы, исходящей от собора. Он предпочитает более жесткие, твердые кресла, в которых сидеть можно только выпрямившись, словно ученик перед строгим преподавателем. Нельзя оставлять сидящему ни единого шанса для расслабления!
Невзирая на свой медовый голос, Паримбер – клиент требовательный, и я покидаю его кабинет намного позже, чем рассчитывал, с ощущением, что побывал на допросе с пристрастием. Я решаю сразу же отправиться на улицу Спонтини. В этот час на дорогах полно машин, но я добираюсь до места назначения за двадцать минут. Паркуюсь возле авеню Виктора Гюго и какое-то время жду, сидя в кафе.
Все еще никаких новостей из агентства «Rubis». Мне хочется позвонить сестре и рассказать о своих намерениях, но стоит мне вынуть телефон, как он звонит. Анжель. Мое сердце колотится, как всегда, когда она звонит. Я уже готов признаться ей, что намереваюсь посетить доктора Лоранс Дардель, но сдерживаюсь. Нет, я никому не скажу об этой погоне за правдой. Я завожу разговор на другую тему – о будущем уик-энде, который мы условились провести вдвоем.
Потом я звоню своему отцу. Его голос слаб. Как обычно, наш разговор краток и монотонен. Между нами стена. Мы говорим, как обычно, ничего не изменилось – в наших словах по-прежнему нет даже намека на нежность и привязанность. Да и откуда взяться переменам? Я не знаю, с чего мне следовало бы начать. Спросить у него о его болезни? Сказать, что я в курсе происходящего? Невозможно. Я так и не научился выражать некоторые чувства. И, как обычно, отчаяние захлестывает меня, стоит мне нажать «отбой».
Сейчас почти восемь часов вечера. Лоранс Дардель должна уже быть у себя – в доме № 50 по улице Спонтини. Я не знаю кода, поэтому жду на улице, покуривая сигарету. Наконец кто-то выходит из подъезда. Я проникаю в холл. Согласно списку жильцов, вывешенному возле помещения консьержа, семья Фуркад- Дардель живет на третьем этаже. В этих буржуазных османских домах с лестницами, устланными красными коврами, пахнет одинаково – смесью аппетитных ароматов приготавливаемой пищи и пчелиного воска. Это наводит на мысль о шикарных, нарядных интерьерах.
Дверь мне открывает парень лет двадцати в наушниках. Я называю себя и интересуюсь, дома ли его мать. Он не успевает мне ответить, как я уже вижу перед собой Лоранс Дардель. Она пристально
