линии обороны русских.
Это было великолепно.
В 05.00, когда верхушки деревьев только начали окрашиваться в пурпур восходящего солнца, все наши роты прошли по очищенным от мин проходам, отмеченным белыми лентами.
Теперь оставалось только броситься на врага.
Это была хорошо подготовленная операция. Командиры рот несли с собой полевые телефоны, чтобы каждый из них был в курсе продвижения всех остальных. На правом фланге нам удалось быстро захватить холмы. Группа пулеметчиков, умело выбрав места, не только создала требуемое впечатление, но и хорошо поработала. Группы трупов русских лежали на склонах холмов.
В центре рота двигалась по более простой местности. Левое крыло, поддержанное танками, наступало вдоль опушки и также продвигалось довольно быстро.
По специальному приказу я снова на несколько часов принял командование 3-й ротой. Я прошел вместе со своими кадетами около 30 метров, чтобы избежать ненужных жертв. Земля была покрыта слоем снега толщиной полметра. Противник наверняка расставил свои ловушки.
Последовал страшный взрыв. Первые трое парней, которые шли в 25 метрах позади меня точно след в след, подорвались на вражеской мине. Я сумел пройти, не коснувшись ни одной из полутора сотен проволок, тянувшихся во всех направлениях. Но, увы, другим повезло меньше. Их ноги было страшно изуродованы. Через пять минут окровавленные култышки замерзли, превратившись в бледные палки цвета слоновой кости, твердые как камень.
Русские зима была безжалостной. Серьезная рана в конечность означала потерю конечности. Сани увозили пострадавших в тыл, пока мы продолжали двигаться вперед.
Противник соорудил прочные укрепления. Бой начал затягиваться. Мы дрались до вечера. На следующий день рано утром мы полностью заняли лес.
Перед нашим наступлением немецкая артиллерия в последний раз обстреляла вражеские позиции. Нам приходилось перешагивать через застывшие тела буквально на каждом метре территории. Но перед последней рукопашной схваткой красные зверски убили всех пленных. Одного молодого эсэсовца они просто распяли. Другие лежали еще живые, но их живот и ноги были залиты кровью. Чудовища отрезали им половые органы и затолкали в рот.
Несмотря на победу, вид этих зверств ужаснул нас.
За четыре дня боев мы захватили семьсот блиндажей.
Нам на смену пришли латыши в длинных белых куртках.
В 200 метрах от наших окопов сияла долина. Огромный лес у нас за спиной снова был свободен. Он снова окрасился в мирные цвета: белый, синий, лиловый. Покойники стали твердыми, как деревяшки. Они больше не пугали нас, как в первый день.
Наши роты одна за другой выходили из боя. Большие грузовики бригады ожидали солдат внизу в долине. Мы прошли по снежной тропе, извивавшейся вдоль высот, часто оглядываясь, чтобы увидеть вдали треугольник леса у Теклино.
Совсем маленький треугольник. Но запомнили мы его навсегда.
Ловушка захлопнулась
Десять дней прошли, прежде чем разыгралась грандиозная драма.
Нас снова отправили на позиции на Ольшанке.
Двигавшиеся с севера советские армии безостановочно шли по всей ширине Украины. Они уже находились недалеко от Винницы, расположенной в 200 километрах в тылу у нас, и приближались к последней крупной реке, которую немцы пока удерживали до румынской границы — Бугу.
Эта северная армия больше не пыталась добиться локального окружения, как в начале января. Теперь русские начали гигантскую операцию.
Советские армии на юго-востоке уже захватили Кировоград. Если бы они сумели соединиться с армиями, наступающими с северо-запада, образовался бы гигантский котел.
Чтобы предотвратить эту угрозу, почти вся дивизия «Викинг» переместилась на юго-восток, на наш правый фланг, тогда как ранее она находилась слева на северо-востоке вдоль Днепра, занимая участок длиной 80 километров и загибая фланг на реку Ольшанка до наших позиций в деревне Мошны.
Нам пришлось растянуть позиции от Мошны до Лозовка, который стоял на самом Днепре. Теперь мы обороняли участок фронта протяженностью около 100 километров.
И если наши артиллерийские, противотанковые, зенитные и саперные подразделения были относительно целыми, пехотные роты значительно ослабли за последние два месяца боев. Теперь в них осталось не более 1000 солдат. В результате мы столкнулись со страшной опасностью, так как могли держать в среднем по 20 человек на километр фронта.
Мы разносили опорные пункты все шире, поэтому они вполне могли быть захвачены поодиночке либо просто обойдены.
К северо-востоку от большого моста в Мошны местность была совсем дикой — ржавого цвета кусты, тростники, песок, болото. Пройдя несколько километров по унылым топям, мы попали в Лозовок.
Там у нас находилась буквально горстка солдат, всего одна рота, точнее — 2-я рота капитана Дерикса, которая была переведена из Староселья. Она должна была прикрывать весь восток нашего сектора, другими словами, степь, город Лозовок, несколько километров песчаных дюн и, на сладкое, так сказать, правый берег Днепра.
Мы были счастливы находиться здесь и видеть, как гордо реет флаг нашей Отчизны. Но, если отбросить в сторону подобные сантименты, нашим людям приходилось нелегко на берегу огромной грязной реки, перед этими великолепными островами, посреди равнины, где повсюду находились многочисленные враги.
Штаб дивизии переместился на 30 километров южнее. Командный пункт нашей бригады расположился в Белозерье, которое с этого момента стало центром наших позиций. Здесь, куда вчера сходились многочисленные телефонные линии командира дивизии «Викинг», где стояли его передвижные радиостанции, а на каждом углу торчали фельджандармы, наш скромный взвод связи смотрелся как-то жалко.
В пятницу 28 февраля 1944 года я получил приказ прибыть в штаб дивизии в Городище. Равнина, на которой росли тысячи фруктовых деревьев, выглядела просто очаровательно. На заснеженных холмах романтически виднелись черные или красноватые крылья ветряных мельниц.
Генерал Гилле и его штаб разместились рядом с православной церковью в современном белом здании, которое советские самолеты обстреливали из пулеметов буквально каждые четверть часа.
Старшие офицеры продолжали шутить, но это было какое-то фальшивое веселье. Мне по секрету показали радиограмму, которую командир дивизии отправил Гиммлеру: «Через три часа дивизия «Викинг» будет окружена».
Тем не менее никто не хотел верить в реальность происходящего. Наверняка кто-то что-то делает ради нашего спасения. Советские самолеты прилетали снова и снова, ожесточенно бомбя штаб дивизии. Но среди всего этого хаоса фельджандармы обшаривали избы и вытаскивали наружу кучки симулянтов. В общем, законченный сумасшедший дом. Несмотря на свои заверения, офицеры было откровенно обеспокоены, а солдаты смертельно устали.
Я вернулся в Белозерье, вдыхая сухой воздух, восхищаясь прозрачной голубизной чистого неба, несмотря на все наши проблемы.
Но уже через два часа на командном пункте зазвонил телефон, штаб дивизии передал одну, но страшную фразу: «Русские войска соединились на юго-востоке».
Одиннадцать немецких дивизий, более или менее укомплектованных, были окружены. Ровно через год после трагедии на Волге начинался второй Сталинград.
