ничем, насаждая в мире Зло! Вот у них-то и возникли со мной особые счеты, слишком долго я разрушал их планы и срывал всевозможные каверзы. Теперь уж они сделают все возможное, чтобы не упустить свой шанс!
— Ты их боишься?
— Нет, не то! Мне уже поздно бояться. — Он поцеловал женщину в завиток на виске. — Я до последнего надеялся на Его милость, на то, что Он захочет меня выслушать, но этого не случилось. Я пошел на крайность, остановил ход мирового времени, но и это оказалось напрасным…
— И что же теперь делать?
— Выбор невелик! — усмехнулся Лука. — Остается последняя возможность — я должен буду уйти в прошлое, кануть в него, как в омут, и, спрятавшись, попробовать повернуть ход истории от Зла к Добру! Есть такой закон: если в мире людей ты ведешь себя как человек, то и твои преследователи, кем бы они ни были и каким бы могуществом ни обладали, обязаны играть по тем же правилам. Таким образом, преследование перейдет на другой уровень, в нижний мир людей. Чтобы напасть на мой след, им потребуется потрудиться. Это будет гонка, кто первый: я изменю ход мировой истории, или они найдут и устранят меня. Это дает мне последний шанс! Человек — мелкая мошка, его легко не заметить, но История…
Анна растерянно посмотрела на Луку.
— А как же я? Я останусь одна в этом сумеречном мире?
— Не бойся, они тебя не тронут! В этой игре их интересую только я. Космический закон причины и следствия запрещает напрямую вмешиваться в человеческую судьбу.
— Но я не этого боюсь! — Она рассерженно отбросила его руку. — Как ты не понимаешь, что я не смогу без тебя в этом тусклом подобии жизни, среди всех этих человеческих полутеней-полуосколков!
— Это твой способ сказать, что ты меня любишь?
Анна вдруг заплакала, прижалась к Луке. Он гладил ее вздрагивающее от рыданий тело, успокаивал.
— Это очень опасно! Для того чтобы нам не расставаться, необходимо будет вернуться в одну из твоих прежних жизней, в то время, когда ты жила на Земле. Это большой риск. Ты ведь не знаешь, когда ты жила, правда?
Анна лишь покачала головой.
— Вот видишь! И я не могу помочь тебе протянуть ниточку памяти через твои предыдущие жизни, мы ведь никогда раньше не встречались, и в переплетении наших судеб не было ни одного узелка. Понимаешь, — он отстранился, посмотрел в ее заплаканные глаза, — опасность в том, что, ныряя в твое прошлое, можно угодить в отстойник человеческой истории, в такую темную страну и глухую эпоху, где ничего не происходило. В этом случае, как бы я ни пытался, мне не удастся изменить ход мировых событий, и побег в прошлое всего лишь отсрочит нашу поимку. На этот раз уже не только мою, но и твою! Я хотел, чтобы решение это ты приняла сама, но теперь понимаю, что не должен тобой рисковать. Этот шаг повлияет на твои последующие жизни, и никто не может знать как! — Почувствовав приближение новой волны рыданий, Лука заспешил: — Ну хорошо, давай попробуем вспомнить! Скажи, у тебя бывает, что ты видишь один и тот же сон?
— Бывает! — Анна всхлипнула, утерла платком глаза. — Иногда мне снится, как я летаю, а иногда, как разрушают храм. Знаешь, он такой большой, красивый, но в подробностях я его не вижу, а как будто в тумане… Я стою и плачу и ничего не могу поделать!
— А как именно его разрушают? Поджигают, или стреляют из пушек, или разбирают по камням?
Анна задумалась.
— Нет, не вижу! Знаю только, что разрушают и мне очень больно…
— Это может быть все, что угодно! — вздохнул Лука. — Может быть храм Ирода Великого в Иерусалиме, разрушенный римлянами в семидесятом году нашей эры, а может — какой-нибудь захолустный костел времен Средневековья, пострадавший от междоусобных стычек мелких суверенов… — Он посмотрел на Анну. — Ну что, Бог не без милости?
Она радостно закивала, засмеялась.
— Я буду тебе помогать!
— Ты смешная! Ни ты, ни я — мы не будем даже знать о существовании этого нашего разговора. Все с чистого листа, мы отдадим свою судьбу в Его руки! Вполне возможно, что ты даже не узнаешь, чем закончится этот наш побег в прошлое. Если нам не повезет, они позаботятся о том, чтобы память обо мне была стерта из анналов человеческой истории. Однажды ты проснешься в своей квартире с ощущением пережитого во сне счастья и грусти, но как ни будешь стараться, вспомнить ничего не удастся! Ну-ну, не вздумай только плакать, мы с тобой еще не проиграли, и я не намерен оказывать нашим заклятым друзьям такую услугу!
Он взял Анну за руку, подвел к окну. Солнце играло золотом куполов, краски дня были радостны и чисты. Анна подняла голову, посмотрела на Луку.
— Чему ты улыбаешься?
— Да вот думаю, как мудро устроен этот мир! Помнишь, как в Библии: умножая познания — ты умножаешь скорбь… Представляю, как огорчились бы многие, узнай они, что, родившись вновь, имеют хороший шанс увидеть все те же лица, что и в прежней жизни. Карма людей связана, и часто существование рядом одного — уже есть наказание для другого. Но человеку такое знать не дано, и в этом тоже Его милосердие.
— Ты шутишь?
— Может быть, и шучу…
Томная, протяжная мелодия флейты донеслась откуда-то с улицы.
— Пора! — Он привлек ее к себе, поцеловал. — Знаешь, меня всегда удивляла одна вещь: что бы мы ни сделали, как бы ни поступили — это все равно будет называться жизнью.
Он рассмеялся, сделал движенье рукой, и, шагнув в раскрывшееся пространство, они очутились в квартире Телятниковых. Несмотря на яркое солнечное утро, окна в большой комнате, где работал Сергей Сергеевич, были наглухо зашторены, на письменном столе горела лампа. Тяжелый папиросный дым висел слоями, наполняя комнату до самого потолка. Телятников сидел, навалившись грудью на стол, и что-то быстро, лихорадочно писал. В его позе было нечто ученическое — так отличник по злобе скрывает написанное от соседа-двоечника. Временами плечи Сергея Сергеевича вздрагивали, но было неясно, плачет он или смеется.
Решительным шагом Анна пересекла комнату и, отодвинув тяжелую гардину, распахнула окно. Океан солнца ворвался в квартиру, свежий ветер зашелестел исписанными листами, понес их, кружа, по воздуху. Телятников бросился спасать бумаги, плохо понимая, что происходит, зло посмотрел на жену.
— Что? Зачем? Не трогай меня, я работаю! — В голосе его звучало раздражение, красные напряженные глаза были воспалены. — Подожди, я закончу писать и приду!..
Он хотел было вернуться к своим занятиям, но Анна его остановила.
— Сергей! Отвлекись на минуту, у нас гость. Нам надо серьезно с тобой поговорить…
— Ну, какой же я гость. — Лука нагнулся, подобрал с пола исписанный крупным прыгающим почерком лист. Пробежав глазами записи, он направился к Телятникову, протянул ему бумагу. — Сергей Сергеевич, откуда у вас эта формула?
Телятников вздрогнул, с нескрываемой досадой дернул плечом и вдруг по-петушиному, базарно закричал:
— Вы подозреваете меня в плагиате? Я сам до всего дошел, сам! — Он начал лихорадочно собирать валявшиеся кругом бумаги. — Профессор Шепетуха подсказал только внешнюю форму, а зависимость я чувствовал до него!
— Вы сказали — Шепетуха? Понятно… Сергей Сергеевич, бросьте вы все это, поезжайте куда-нибудь, отдохните! Вам только кажется, что формула связывает прошлое и будущее…
— А вы-то откуда знаете? — вскинулся ученый. — Да вы просто мне завидуете! Вы все! Потому что я гений!
— Сергей Сергеевич, но ведь волновая функция не описывает человеческую душу… — начал было Лука, но Телятников его прервал:
