Войдя в хижину, путешественники вздохнули с облегчением, потому что поднялся сильный ветер.
Крепко сколоченный домик легко выдерживал неистовый напор ветра и зимнюю непогоду. В нем нашлось все необходимое: койки, прикрепленные к стенам и расположенные одна над другой, как в каютах, скамьи, посуда, стол. Был здесь и камин, большой и глубокий, похожий на церковный алтарь. В трубе камина вовсю гулял ветер, и завывание его напоминало протяжные звуки органа.
Несмотря на разгар лета, было холодно. Но у проводника оказалось с собой два теплых одеяла, и синьоре пришлось признать, что они куда нужнее вазочки для цветов, которую она вместе с веревкой сунула в свою сумку перед подъемом. О цветах здесь можно было только мечтать. Карабкаться на вершину и подвергать себя опасности в поисках цветов просто не имело смысла.
Голые, лишенные растительности скалы были сложены из черного глянцевитого сланца, который в лучах заката приобретал темно-розовый оттенок тлеющих угольев. И лишь кое-где в узких расщелинах, откуда ветер не выдул еще всю землю, размахивал своими большими зелеными лапами папоротник.
Вокруг ни цветов, ни травы, ни деревьев, и все же было в этом пейзаже что-то неуловимо весеннее. Такой бывает весна в феврале — весна обнаженная, юная, полная надежд и обещаний. В оврагах уже бежали ручьи и пахло талым снегом.
Проводник развел огонь в камине и стал поджаривать ножку козленка, которую он захватил с собой из деревни. Нашлось у него и вино, так что путешественники отлично подкрепились. Но ветер крепчал и дул теперь не переставая, словно разгневанный присутствием людей, вторгшихся в его владения и нарушивших его покой. К тому же становилось все холоднее, так что ничего другого не оставалось, как лечь спать и ждать рассвета.
— К утру ветер стихнет и наступит чудесный день, так всегда бывает, — сказал проводник, запирая дверь на засов.
— Это что, от воров? — спросила синьора, которая была неразговорчива и еще ни разу не улыбнулась.
— Сюда они не заглядывают,— ответил проводник,— Ведь в горах никто не живет, а подъем, как вы сами видели, не из легких. Во всяком случае, этой ночью они не явятся.
— А, пусть явятся! — воскликнул путешественник, иронически улыбаясь и похлопывая себя по карману. Но, перехватив быстрый взгляд спутницы, серьезно добавил: — В обиду себя не дадим!
Он вытащил револьвер и положил его перед собой на стол. И тут кто-то постучал в дверь.
Женщина вздрогнула.
— Не пугайтесь, — сказал проводник. — Я знаю, кто это.
Бормоча ругательства, он открыл дверь. Пугаться и в самом деле не стоило. На пороге стоял мальчик — бледный, оборванный, в большой шапке с козырьком, должно быть потерянной в горах каким-нибудь туристом. Мальчик неотрывно смотрел на проводника своими грустными глазами, смотрел умоляюще, но без всякой надежды. И действительно, проводник угрожающим жестом приказал ему немедленно убраться. Но мальчик не послушался проводника, он повернулся к чужестранцам, которые с любопытством наблюдали за происходящим, и взглянул на них печальными глазами прирученного зверька. А когда проводник знаком приказал ему закрыть дверь, мальчик отчаянно ухватился за косяк своей желтой, как воск, худенькой ручонкой — пусть ему прищемят пальцы, он все равно не уйдет! Он весь дрожал, дрожал от холода, от страха, но получалось это у него как-то искусственно.
— Кто это? — спросила женщина.
— Это мое наказание, синьора! — отозвался проводник. — Он дурачок, и к тому же глухонемой. Стоит только появиться туристам — он тут как тут: клянчит у них милостыню.
— Пусть войдет, — сказал путешественник.
— Да что вы! У него полно вшей! А потом, если он привяжется, то уж ни за что не отстанет. Пошел вон! — заорал проводник, отрывая руку мальчика от косяка.
— Я не позволю вам так жестоко обращаться с ребенком! — вспыхнул путешественник. — Впустите его! В такую ночь грешно выгонять из дому божье созданье.
— Не беспокойтесь: у него есть свое логово, и оно куда надежнее, чем эта хибарка! Ему здесь известна каждая щель. Сейчас дам ему кусок хлеба, и хватит с него.
Проводник направился к столу, на котором лежал хлеб, а чужестранец тем временем жестом пригласил мальчика войти и сам затворил дверь. Проводнику это не поправилось, и он не стал скрывать своего недовольства, но возражать не посмел. Как собаке, бросил он мальчику кусок хлеба, указал ему место в углу, у дверей и жестом приказал не выходить оттуда. Однако мальчик почувствовал, что у него есть защита. Прижавшись спиной к стене, он боком стал пробираться к камину, откусывая от своего ломтя хлеба и не сводя глаз с чужестранца. Таких глаз путешественник еще никогда не видел: синие, лучистые, кроткие и печальные, как глаза Иисуса.
Но женщина, после того как первый порыв любопытства у нее прошел, почувствовала к мальчику явную неприязнь. Ее глаза тоже были синими и грустными, но холодными, как небо в ту ненастную ночь.
— Ну, завтра я с тобой разделаюсь! — замахнувшись, пригрозил мальчику проводник.
Путешественник невольно подался вперед, чтобы заслонить ребенка, который уже успел добраться до камина и замер, пристроившись у огня. Мальчик жевал свой кусок, пристально смотрел, на языки пламени, и казалось, ни до чего на свете ему теперь нет дела.
Ветер дул всю ночь, дул яростно и неутомимо, то и дело налетая, как злой дух, на стены их убежища. Казалось, что он решил во что бы то ни стало вымести наружу укрывшихся там людей и сбросить их в глубокую горную пропасть.
Проводник, похрапывая, безмятежно спал, а чужестранец не мог никак заснуть. Время от времени он поднимал голову и поглядывал на мальчика, который спал крепким сном, свернувшись калачиком в кругу отбрасываемой им тени. Путешественник даже позавидовал ему. Потом погас в камине огонь, и сон — единственное из земных благ, которое никогда не обманывает человека, — объял всю хижину.
Проснувшись, все замерли в изумлении: казалось, что они видят сон. Ветер совсем затих, и солнце заливало стены комнаты радужным светом. Ярко-голубое небо словно начиналось сразу же за порогом и было таким чистым, ясным, точно его никогда и не затягивало тучами.
Выглянув за дверь, путешественники увидели долины и подножья гор, окутанные светлыми волнами тумана, и им почудилось, будто они находятся на пустынном острове. А первозданная тишина и чистота воздуха вселили в них чувство легкости и свободы.
Путешественников настолько поразила красота открывшегося им пейзажа, что они решили остаться здесь на несколько дней. Однако для этого требовалось пополнить запасы провизии, и они попросили проводника сходить за ними в деревню. А уж потом они вместе спустятся вниз. Для того чтобы окончательно убедить проводника, ему предложили задаток в счет обещанного вознаграждения. Проводник сначала запротестовал, но в конце концов согласился.
Между тем мальчик выскользнул из хижины и, прислонившись к стене, стал чего-то ждать, не спуская глаз с чужестранца. А тот следил за тем, чтобы проводник не привел в исполнение свою вчерашнюю угрозу. Но скоро это ему надоело. Он извлек из кармана брюк горсть монет и поманил к себе мальчика. Потом, раздумав, сам подошел к нему и, отдав деньги, ласково попросил его уйти.
Мальчик тотчас же повиновался. Он побежал прочь, перепрыгивая с камня на камень, и его лохмотья развевались на ветру, словно взъерошенные перья маленького коршуна.
Оставшись одни, путешественники сели на каменную скамью у самой двери, и мужчина взял женщину за руку.
Она вздрогнула, как вчера при стуке в дверь, — эта дрожь передалась ее спутнику. И оба задрожали, словно звенья одной цепи. Но уже в следующее мгновение каждый из них постарался скрыть от другого свое волнение и сдержать внутренний трепет.
Они сидели молча, избегая смотреть друг Другу в глаза.
Внизу, у их ног, таял туман, открывая серо-зеленые волны горных цепей, которые вдали замыкались серебристой полоской моря. Но люди ничего не видели. С лица мужчины сбежала его обычная улыбка, и оно было теперь холодным, застывшим, как лицо мертвеца.
Внезапно он встал и направился в глубь площадки, на которой стояла хижина. Там он остановился и посмотрел наверх, стараясь разглядеть тропу, ведущую на самую вершину горы. Потом он вернулся к своей
