слова которой шли из самой глубины моего сердца. Музыка всегда помогала мне успокоиться и воспрянуть духом.
Но не теперь. Я еще не допила вино и не успела закончить песню, как бурные эмоции и пронзительное чувство одиночества затопили меня настолько, что я заплакала, горько всхлипывая и вздыхая. Я измучилась настолько, что еще долго не могла заснуть. И уже совсем поздней ночью мягкий рокот прибоя наконец усыпил меня.
Глава девятая
Как я и ожидала, маяк очень понравился детям. Он очаровал даже Джонни, хотя мальчик не переставал беспокойно поглядывать на часы, когда время, выделенное нам Дэнисом, подходило к концу. Когда я пыталась узнать, что чувствовал мой мальчик, Джонни однозначно отвечал или молча пожимал плечами, а потом Кикит прерывала нас рассказами о себе. Мне безумно хотелось побыть с ним наедине, но Кикит не отходила от меня ни на шаг. Мы и так проводили вместе слишком мало времени, и я не могла попросить ее оставить нас.
Я завезла детей домой и умоляла Дэниса позволить мне забрать Джонни из школы на следующий день и дать нам хотя бы час, чтобы поговорить наедине. Но муж раздраженно напомнил мне о соблюдении расписания.
К четвергу Кармен подготовила прошение о самоотводе. И мы снова начали ждать звонка от секретаря Сильви.
А ремонтные работы в моем новом доме шли своим чередом. К выходным пол почистили, стены покрасили, окна помыли. Дети уже успели выбрать понравившуюся им мебель — Кикит захотела милый плетеный стульчик, Джонни один из деревянных стульев, которые мы продавали, — а также обстановку для своих спален. Все остальное я сделала сама — ковры, лампы, занавески, рамки для фотографий. Комнаты выглядели прелестно.
— И когда я смогу там спать? — спросила дочь, когда я сообщила ей об окончании ремонтных работ.
— Скоро, — ответила я в надежде, что уже в конце этой недели, в крайнем случае следующей, судебное решение отменят. Но если нам придется ждать, пока дело изучит куратор, все затянется до самого Дня Благодарения. Я даже мысли не допускала о том, что смогу проиграть.
В любом случае я хотела, чтобы дети считали маяк своим домом. Именно это послужило оправданием тому, что, занимаясь обустройством дома, я забросила все остальные свои дела.
«Викер Вайз» уже достаточно крепко стояла на ногах, чтобы пережить мое временное пренебрежение без особых потерь. Я отвечала только на самые срочные звонки и решала только самые неотложные проблемы. Когда наш основной производитель тканей, которые мы использовали для обивки мебели, обанкротился, мне пришлось выбрать другого изготовителя и заключить с ним договор. Когда выпуск продукции, которая пользовалась наибольшим спросом в наших магазинах в восточной части страны, прекратился, я нашла ей замену. Я всегда держала под рукой журнал «Мебель сегодня» и использовала любую свободную минутку, чтобы его полистать. Всю остальную работу я переложила на Броди.
Я видела его каждый день, когда заезжала в офис, обсуждала с ним планы и перспективы и отправлялась домой. В следующий понедельник Броди должен было уехать на Восточное побережье, именно поэтому мне пришлось вернуться к работе в офисе. Я убеждала себя, что это самый удобный вариант для нас обоих. Меньше соблазна.
Но мне его очень не хватало. Я переживала тяжелейший период в своей жизни, и Броди был единственным, кто мог мне помочь. Он знал, что такое право посещения детей. Знал, какие муки я испытывала в разлуке с ними.
Суд утверждал, что у нас роман. Романа не было, но наши отношения незаметно изменились. Возможно, сказывались последствия этого абсурдного предположения, или повлиял тот факт, что я разошлась с мужем и теоретически стала свободной, или же между нами всегда существовало взаимное влечение, которого я раньше просто не замечала. Я знала только, что наша дружба уже не была столь невинной, как до суда. Мимолетные взгляды, быстрые мысли, легкие невинные прикосновения… Когда я осознала это, то испугалась.
Броди прав: между нами возникло нечто новое. Но я никак не могла уловить, что именно.
Я бы не сказала, что редко думала о Броди. Я хотела позвонить ему в четверг вечером и пожаловаться, что в предстоящий Хэллоуин умру от тоски. Мне все же очень хотелось провести этот день с детьми.
Я собиралась позвонить Броди в пятницу вечером после разговора с матерью и сестрой — они повергли меня в глубокое уныние. Меня умоляли приехать в Кливленд, а я не могла объяснить, почему это невозможно. Они начали настаивать. Сначала я расстроилась, потом разозлилась, а потом, как всегда, почувствовала себя виноватой до глубины души.
Я хотела позвонить Броди в субботу вечером. После проведенного с детьми дня я чувствовала невыносимую грусть. После игры Джонни я повезла детей на ланч, потом мы отправились в кино, потом на маяк, где я долго сидела с ними на третьем этаже, любуясь на волны. Кикит забралась мне на колени. Но мне хотелось подарить тепло и ласку не только Кикит, но и Джонни. Я потянулась к нему, но он отпрянул.
— Поговори со мной, — попросила я Джонни.
И он говорил, но совсем не о том, что наболело. Если же я касалась развода, он молча мотал головой или пожимал плечами. И когда Кикит попросила меня спеть что-нибудь, Джонни предложил «Никто не одинок», я поняла, как болезненно мой мальчик переживает наш с Дэнисом разрыв.
«Никто не одинок» — это была самая популярная песня нашей группы. Мы пели ее вместе с Дэнисом перед романтичными и наивными пожилыми людьми — она объединяла их, направляла и словно вела за собой.
Я хотела поделиться всем этим с Броди, но не осмеливалась позвонить ему — я больше не доверяла себе.
В воскресенье утром Броди принял у меня все дела. Я проснулась ни свет ни заря с ощущением полной безнадежности происходящего, поехала в мастерскую и начала извлекать оставшиеся поломанные прутья из кресла-качалки, к реставрации которого приступила неделю назад. Меня уже начинали раздражать зияющие дыры, поэтому я работала быстро. Не прошло и часа, как появился Броди с завтраком в руках.
Я бросила ему краткое «привет», поинтересовалась, почему он оставил машину за домом, где ее не видно из окна, и продолжила работать. Я старалась убедить себя, что Броди приехал сюда по своим делам, попыталась даже напустить на себя сердитый или хотя бы равнодушный вид, но не смогла. А когда он вынул теплые бублики, вегетарианский сыр и копченую рыбу и аккуратно разложил все по пластиковым тарелочкам на свободном краю верстака, я растаяла окончательно и призналась себе, что безумно голодна.
Как я могла отказаться от теплых бубликов с кунжутом, моих любимых (ну Броди, ну хитрец), и черного кофе с цикорием, который тоже обожала! А когда мой замечательный друг произнес: «Это была мерзкая неделя, а ты еще не сказала мне ни слова о том, как она прошла, начинай, я слушаю», — я не могла промолчать.
Я выложила ему все свое разочарование и всю боль. Да, моя душа познала и восторг от встреч с детьми, но его приходилось испытывать по расписанию. Я все никак не могла привыкнуть к этому пресловутому праву на посещение детей и нуждалась в помощи.
— У тебя с Джой это проходило так же тяжело?
Мы сидели на стульях за разделявшим нас верстаком. Броди небрежно вытянул ноги, а я закинула одну на другую. Он жевал уже третий бублик, и я, хоть убей, не могла понять, куда делись первые два.
— Тяжело, да, — ответил он, — но несколько иначе. Когда все произошло, моему браку исполнилось всего четыре года, а дочери только два. Это несравнимо с теми годами, которые ты провела с Дэнисом и
