Гроувсу стало неловко.
— Эта миленькая помощница из Тюссо, — вдруг что-то вспомнив, хохотнул Восковой Человек. — Я спросил ее, что она сделает с моим восковым манекеном, если он когда-нибудь выйдет из моды. Знаете, что она ответила? — Казалось, он вот-вот прыснет со смеху. — Сказала, что отнесет его домой, поставит в комнату и воткнет фитиль. А знаете, что сказал я? — Он наклонился вперед и понизил голос. Гроувс неохотно покачал головой. — Я сказал, что если она отнесет меня к себе домой прямо сейчас, то я с удовольствием выйду из моды.
Восковой Человек снова захохотал, и Гроувс тоже выдавил смешок, хотя, по правде сказать, не совсем понял.
— Глупая пампушечка, — презрительно улыбнулся Восковой Человек, снова откидываясь на стуле. — У нее не хватило мозгов, она ничего не поняла.
Гроувс хихикнул еще пару раз, чтобы уж наверняка, и набил щеки селедкой.
Через несколько дней он это вычеркнет, а потом вообще выдерет и выбросит страницу. Но пока Гроувс ввел ирландку в свои предварительные записи следующим образом:
«Я вижу человека насквозь, моя проницательность верно служила мне много лет. Про девушку я сразу понял, что толку от нее не будет и она ничего не знает, но этой искавшей внимания пустышке повезло: она встретила терпеливого человека, который ее выслушал и не задержал, хотя мне срочно нужно было очень многое обдумать».
На самом деле это была не совсем девушка — ее возраст не поддавался определению: что-то от девятнадцати до тридцати. Черные волосы подстрижены очень коротко, как будто срезаны стеклом, одета в мятое креповое платье похоронного черного цвета; жалкое существо, бледное и худое, как будто живительные соки по капле вытекли из нее вместе со слезами. Непонятный акцент — то напевный ирландский (в основном), то более резкий шотландский, и что самое загадочное, временами даже почти континентальное вибрирующее «р». Странное создание, но уж никак не распутное. Гроувс смаковал презрение.
— …Не хочу показаться навязчивой, — говорила она, ломая руки. — Вы, конечно, очень заняты, и я бы не осмелилась вам помешать, если бы не думала, что могу помочь.
Гроувс не встал. Как бы отвечая — несколько раздраженно — на слова Воскового Человека о тщете чернил, он тут же опять склонился над своим столом и, развернув подробную карту Эдинбурга, принялся соединять линиями точки, где произошли преступления, с местожительством жертв и подозреваемых. Он не знал, для чего делает это, но был тверд в своей решимости что-нибудь найти. Однако когда Прингл сообщил ему о том, что снова пришла настойчивая ирландка, он обрадовался возможности отвлечься и велел провести ее к нему. И теперь они были одни, если не считать звуков, доносившихся из соседней тюремной камеры, где какой-то пьянчуга при помощи особенно трудной скороговорки пытался доказать дежурным констеблям, что трезв как стеклышко.
— Ничего, девушка. — Гроувс откинулся на стуле и уперся ногой о стол.
Она стояла перед ним как виноватая ученица, потупив глаза, а он упивался тем, какой у него пронзительный и повелительный взгляд, который она, конечно же, не в состоянии выдержать.
— Как сообщил мой помощник Прингл, вы утверждаете, будто видели что-то во сне.
— Именно так, сэр. Это были невероятно реальные сны, которые, мне кажется, что-то значат. А когда я услышала о том, что произошло несколько дней назад…
— Вы утверждаете, что видели во сне эксгумацию тела полковника Маннока, так?
— Да.
— И что именно вы видели?
— Я… я видела кладбище. Я узнала Уорристонское кладбище.
— Вы бывали раньше на Уорристонском кладбище?
Она робко кивнула:
— Несколько раз.
— Там похоронены ваши родные?
— Нет…
Гроувс хотел кое-что уточнить, но его отвлек голос пьяного за стенкой.
— Карл у Карлы украл кораллы… — И веселый смех.
Он сморгнул и посмотрел на нее.
— Продолжайте.
Говорить ей было нелегко.
— Была… была ночь, у меня во сне, и густой туман. Было очень трудно что-нибудь разглядеть, но я слышала шум. Кто-то копал землю, что-то еще. Я подумала, что это смотритель, но потом туман на мгновение рассеялся, и я увидела, что это… это не смотритель.
Гроувс заерзал на стуле.
— Животное?
— Точно не знаю, сэр.
— Высокий мужчина?
— Точно не могу сказать.
— …Уклар кораллы, а Карла у Карла…
Гроувс засопел.
— Весьма туманно, девушка. — Но при этом испытал облегчение, на какое-то мгновение испугавшись, что история, не дай Бог, запомнит, что преступника — всю разгадку тайны — назвала сумасшедшая ирландка.
— Я видела, как из-под земли вытаскивают тело, — она как бы торопилась договорить, прежде чем ее попросят уйти, — и вставляют в глазницу послание — страницу из Писания.
— Это всем известно.
— Потом я проснулась, вот и все. — Она виновато подняла глаза на Гроувса. — Такой кошмар, сэр, я не могла больше на это смотреть.
Гроувсу вдруг показалось, что в ней есть что-то такое — искренность, что ли, — но он тут же убедил себя, что это ему просто показалось.
— …А Карла у Клара уклара…
— Вы все видели, — сказал он, — и тем не менее не разглядели, кто же это был, так?
— Обрывки сна…
— Что?
Она стиснула руки.
— Обрывки… То, что я видела во сне… всплывает у меня в голове само по себе, сэр. Да, пока я не вспомнила, кто это, верно…
— Великолепно.
— Но я уверена, что вспомню, обязательно. У меня такое чувство, что я знаю его, видела раньше. Он много путешествовал.
— И много вы знаете таких людей?
— Нет. — Она смущенно посмотрела на него.
— Тогда где же вы его видели? На улице?
— Во сне, сэр. Я видела его во сне.
— Человек из сна. — Гроувс никогда еще не получал такого удовольствия от презрения.
— Это тот же, кто — я видела — у… убил профессора Смитона, сэр.
— Да, конечно, убийца профессора. Так это вы тоже видели?
— Да, сэр.
— И конечно, не смогли опознать убийцу.
Она тревожно сдвинула брови.
— Было темно и страшно, сэр. Я видела, как кто-то набросился на профессора Смитона… Я не могу описать это — ужасная сила, вихрь… Я проснулась от собственного крика.
— Карл украл… у Карла украл…
