Фонарщик

Она вообще была таинственной. Образ неприкаянной девушки — ее измученные глаза, бескровное лицо, поношенное платье — целый день не давал ему покоя, как оса. Он отмахивался от него, но в то же время его подзадоривала ее близость, сама возможность укуса. Гроувс еще раз посмотрел на новое послание и подумал, а не держит ли он в руках лакмусовую бумажку для проверки истинности ее утверждений. Ведь если она говорила о своих способностях правду, то вполне логично предположить, что ей снилось и убийство Эйнсли. Но он должен поторопиться, ее нужно застать врасплох. Он уже видел, как к нему с раскрытым блокнотом приближается Дуглас Маклауд из «Курьера».

— Отвезите тело в морг, — сказал он Принглу. — Пусть профессор Уитти оторвется от своих пищеводов. Может, на этот раз он обнаружит что-нибудь полезное. И еще эта девушка — ирландский медиум.

Прингл удивился.

— Вы знаете ее адрес?

— Да, сэр. Кэндлмейкер-рау.

— Узнайте мне номер дома, дружище. Мы с вами увидимся позже в главном управлении.

И, не сказав ни слова в объяснение, сложил лист бумаги, засунул его в карман и твердой походкой двинулся вверх по пологой дорожке из ночного кошмара в ночь.

«Она не появилась на стук, сколько я ни старался, но потом в грязном коридоре, куда выходило несколько малюсеньких комнатушек, открылась другая дверь, из нее выглянула неряшливая женщина и сказала мне, что нужно искать в прачечной. Я приподнял шляпу и спустился вниз. Это было жаркое, наполненное паром помещение, и мне сразу вспомнились слова свидетелей о темной силе, той, что уложила интерпренера Эйнсли».

— Добрый вечер, — сказал он нарочито резким тоном, рассчитанным на то, чтобы испугать ее.

Но Эвелина не вскинулась, даже не вздрогнула и, стоя к нему спиной, куском черного пенящегося мыла продолжала тереть на стиральной доске что-то похожее на носки или перчатки. Только обернулась на визитера, и все. Он властно покашлял.

— Я проходил мимо, — солгал он, — и решил кое-что прояснить.

Он хотел казаться небрежным, но болезненно сознавал, что ему катастрофически недостает актерских навыков.

— Прояснить? — Она почти не замедлила темп стирки.

В углу бормотал бойлер.

— Да. Вы говорили что-то такое вчера в главном управлении.

Эвелина продолжала стирать. Щеки у нее пылали. В мужской куртке, свободных брюках и с короткими волосами она была очень похожа на мальчишку-посыльного.

— Вы говорили, — продолжил он, — что вы не медиум.

— Медиум? — не сразу переспросила она.

Ее худосочные плечи поднимались и опускались в такт стирке.

— Вы говорили в том духе, что видите убийства точно тогда, когда они происходят.

Она стирала, как будто забыв о нем. Пена брызгами разлеталась по заляпанному маслом полу. Прачечная была уставлена похожими на гирлянду свечами — они стояли на подоконнике в тарелках и в горлышках бутылок, в их мерцающем свете поблескивали мыльные пузыри.

— Я сказал, что…

— Я слышала, что вы сказали.

Он нахмурился. В помещении было удушающе жарко.

— И что вы хотели этим сказать?

— Я сказала все, что хотела сказать, — отрезала она. С пальцев у нее стекала мыльная вода.

Он сглотнул.

— Вы это отрицаете?

— Я ничего не отрицаю. — Она смотрела в таз, как будто там было что-то гораздо более интересное, чем все, что он мог ей сказать. — Вы были в кабинете, и у вас есть уши.

Он напрягся.

— Что вы хотите этим сказать?

— Вы слышали все, что я сказала.

Он просто не ожидал такого неуважительного тона, который абсолютно не соответствовал тому зверьку в кабинете, и растерянно соображал, как лучше выразить недовольство.

— Знаете, мне это не нравится, — наконец сказал он.

— Не нравится что? — Когда она наконец обернулась, в призрачном освещении ее глаза превратились в тлеющие угли. — Вы слышали меня вчера и слышите сейчас.

— Мне не нравится ваш тон, — сказал он как можно увереннее.

Она смотрела на него несколько трудных для Гроувса секунд, а затем вернулась к стирке.

— У вас не нашлось для меня времени. Каждое сказанное мною слово — правда. Почему я должна думать, будто что-то изменилось?

Она отодвинула стиральную доску и прополоскала перчатки в раковине, наполнив ее водой. Рядом постукивала крышка бойлера.

— Я уделил вам мало времени, — услышал он собственное признание, — но не обязан объяснять причины.

Она отжала выстиранные вещи.

— Теперь я все обдумал. — Он заставил себя вспомнить цель своего прихода. — И мне интересно, видели ли вы еще какие-нибудь сны.

Она хмыкнула, но не ответила.

— Сны про убийства.

Она как будто не слышала его.

— Я задал вам вопрос, голубушка.

Она пожала тощими плечами.

— А я на него не ответила.

Он через зубы втянул воздух.

— Так вы больше не видели снов?

— Не помню.

— Не помните.

Она упорно уходила от ответов, а он не мог заставить себя перейти к делу. Он вспомнил французские слова послания и попытался как-то увязать их.

— Ладно, тогда что там со вторым посланием, о котором вы говорили?

— А что с ним?

— Вы говорили, что можете что-то вспомнить.

— Говорила.

Он размял ноги.

— Вы можете вспомнить, на каком языке было это послание?

— Почему я должна что-то вспоминать?

— Вы говорили, там были странные слова. И еще, что убийца много путешествовал. Вы видели какие- нибудь похожие послания?

Она резко обернулась и нахмурилась.

— Почему вы спрашиваете? Вы нашли третье послание?

Он сплоховал — отвел глаза и, только сделав над собой огромное усилие, снова посмотрел на нее.

— Никакого послания я не находил, — солгал он.

Но, как и Восковой Человек, Эвелина Тодд обладала способностью видеть собеседника насквозь и выхолащивать его своим безразличием. Когда она повернулась к раковине и, вытащив пробку, спустила воду, он вздохнул почти с облегчением.

— Во всяком случае, — выдавил он, — помнится, вы называли убийцу темной силой.