– Ага! – воскликнул Роберт. – Большой вопрос.
– И?
– Вопрос вопросов.
Анжела задумчиво послюнявила палец и собрала крошки с тарелки.
– Я спрашиваю, потому что работаю с людьми, которые постоянно лгут. Они не виноваты, нет, просто так уж жизнь сложилась. Если их послушать, то истина никому не нужна. И знаете, я начинаю задумываться – не поверить ли им. – Она умолкла, сама не понимая, к чему, собственно, клонит.
– Продолжайте.
– Дело в том… вопрос в том, можете ли вы когда-нибудь уверенно, без тени сомнения сказать,
– Вас это мучает? – У Роберта блеснули глаза. – И меня. Постоянно, если уж начистоту.
– Правда? Выходит, я не совсем идиотка.
– Знаете, Анжела… – он с осторожностью подбирал слова, – иногда я думаю, точнее, предполагаю, что истина такова, какой она видится в данный конкретный момент. А изменяется лишь наш взгляд на нее.
– Мне нравится.
Оба улыбнулись. Роберт кивнул на пустую тарелку. Предложил еще.
– О нет! Глазам своим не верю. Неужели я столько съела? Заслушалась.
– Что ж… Тогда начнем?
– Н-ну… д-да, – неуверенно отозвалась Анжела. Ладно, будь что будет. Она приготовилась к штурму теток, но те неожиданно как в рот воды набрали. Анжела замерла, чопорно сложив руки на коленях. – Что мне делать?
– Если не затруднит… – Роберт жестом попросил ее подвинуться чуть вбок и опустить руку. – Можно, я…
Он повернул голову Анжелы вправо. Потом влево. Жар смущения, зародившись где-то в пятках, мигом добрался до щек. Сосредоточенно сузив глаза, Роберт вертел ее голову, пока не остановился на позе, напомнившей Анжеле позу неизвестной с музейного портрета.
А сам он, интересно, догадывается?
Роберт промолчал, и она не осмелилась открыть рот.
Полотно на мольберте сменилось большим эскизником, и уже через пару минут Анжела чувствовала себя амебой под микроскопом. Пристальный взгляд Роберта, казалось, проникал сквозь одежду и тело до того, что принято называть душой. Уголь в его пальцах так и летал над листом.
– Анжела, – Роберт виновато улыбнулся, – если не трудно, опустите, пожалуйста, руку.
– Простите. – Анжела высвободила воротник блузки из собственной мертвой хватки.
Прищурившись, Роберт прикинул перспективу, шагнул к мольберту, оглянулся на окно. Чем-то недоволен, определенно. У Анжелы уже в глазах мутилось от неудобной позы, к тому же в горле вдруг забулькало от непрошеного смеха. Фыркнув, она попыталась изобразить кашель.
– Все в порядке? – встревожился Роберт.
– Да, да, – выдавила она, отчаянно пытаясь удержать смех. Силы воли оказалось недостаточно – в следующее мгновение комната огласилась ее безудержным хохотом. – Простите, – повторила Анжела, утирая слезы. – Я не хотела. Просто… просто…
– Что? – В ужасе от того, что чем-то ее обидел, Роберт даже уголь уронил.
– Сижу тут со свернутой шеей, – она передразнила сама себя и опять зашлась в хохоте. – Не могу. Я такая… совсем чужая. Извините, я не хотела.
– Нет-нет, все верно. – Отмахнувшись от ее извинений, Роберт и сам расхохотался. – Вы абсолютно правы. А вот сейчас вы такая, какая есть, да?
Его взгляд скользнул по волосам, которые Анжела машинально встопорщила ладонью, задержался на ямочке на левой щеке и наконец остановился на изогнутых в улыбке губах. Обломок угля с лихорадочной скоростью заметался над чистым листом.
– Великолепно, – бормотал Роберт. – Просто великолепно. – Он оглянулся на окно. – Если б не этот чертов свет. Совсем забыл, как здесь по вечерам темно.
Может, в сад перейдем? Или на кухню? Где вам будет удобнее? Предложение осталось при ней, потому что хлопнула входная дверь. Появление на пороге гостиной пухлощекой и взъерошенной дамы со снимка Роберта не слишком обрадовало.
– Бонни, – буркнул он.
– Всего лишь я. – Успешно игнорируя досаду сына, она оглядела Анжелу, кивнула и протянула пухлую ладонь: – Полагаю, ты и есть легендарная Анжела. А я его мать.
– Анжела, это Бонни. Бонни – Анжела, – сухо сказал Роберт.
– Очень приятно, – озадаченно отозвалась Анжела. И удивилась еще больше, обнаружив, что ее руку взяли в плен. Взгляд Бонни прожигал не хуже лазера.
– Угу. Отлично. Угу, – твердила она как заведенная, будто просветила Анжелу насквозь и обнаружила то, что другим увидеть не дано.
– Бонни. Не будешь ли ты так любезна, если тебя не затруднит, сделай одолжение. Отпусти руку
