Господи. Такое и в страшном сне не привидится. Что это за чучело в зеркале? Она повернулась спиной. Хотя ноги смотрятся неплохо. Очень даже неплохо.
– Классные ножки, – оценила Николя. – Нужно показывать.
– Даже не знаю, что и сказать, – с сомнением пробормотала Анжела.
Еще раз оглядела себя со всех сторон. Вид… шокирующий. С другой стороны, так празднично – иного слова не нашлось – она в жизни не выглядела. Может быть, стоит показаться Роберту в новом обличье? Тем более что у него сейчас Анита, которая не жалеет на себя ни косметики, ни украшений. А от ее туалетов можно с ума сойти. Если бы не прелестная шаль Бонни, Анжела чувствовала бы себя нищенкой рядом с этой разодетой дамой. В конце концов, почему бы и не покрасоваться самую малость? Не показать им, что светская жизнь и ей отнюдь не чужда?
– Хм-м-м.
– Это мой подарок, – расцвела Николя. – Не думай, что я буду просить тебя заниматься моим братцем задарма.
Подарок от чистого сердца. И что делать? Сунуть голову под кран и швырнуть босоножки в счастливое лицо этой девочки было бы непростительной грубостью. Совсем не трудно заскочить сюда на обратном пути, умыться и вернуть обувь.
– Спасибо, Николя, – смущенно пробормотала Анжела. – Только со Стивом… ничего не могу обещать наверняка.
– Справишься. Знаю, что справишься. Пусть держится в стороне, только и всего. Через два, самое большее через три дня у меня все будет на мази.
– На мази?
– Выражение такое. Жизнь, короче, закрутится и так далее.
Она подпихнула Анжелу к выходу, распахнула дверь и окончательно поразила, уронив ладони ей на плечи. В зеленых глазах заплясали по-детски счастливые искры, мгновенно вызвав в памяти Анжелы виденный у Стива снимок. Во взрослых, ожесточенных и искалеченных жизнью, даже в глубоких стариках, бывает, проглядывает дитя. Анжела была тронута.
– Не вздумай отнимать у нас хлеб, – отпустила Николя комплимент. – А то еще выйдешь на угол, а нас всех тогда в отставку.
– Спасибо. – Анжела улыбнулась.
Позже, гораздо позже, когда события повернулись так, как повернулись, Анжела могла радоваться лишь тому, что в последний раз видела это тонкое лицо сияющим от искреннего удовольствия.
Портрет девочек завершен, обе модели наскакались от счастья, разглядывая собственные лица на холсте. Как голодные звереныши, набросились на блюдо со сдобным печеньем, которое Роберт выставил в качестве приза за послушание. Из напитков он мог предложить лишь молоко.
– А почему не кола? – заныла Несси.
– Потому что я так велела, – отрезала Анита. Она сидела в кресле у окна, ставшего рабочим местом натурщиков. Роберт прилежно черкал углем по бумаге, но душа его была далеко от набросков.
– Почему такой грустный, дядя Роберт? – спросила Тэмми.
Анита шикнула на дочь:
– Не болтай ерунды. Он не грустный, а сосредоточенный.
– Анжела, да? – не унималась Тэмми. – Разбила твое сердце и все такое? – Глядя, как крестница вгрызается в печенье, Роберт невольно ухмыльнулся. Знала бы ты, дорогая…
– Тэмми, прекрати. Дядя Роберт писал портрет Анжелы, только и всего. Верно, Роберт?
–
– Да? – изумилась и Несси. – А мне кажется, у него точно сердце разбито и все такое.
Анита возмущенно топнула, дернула головой, после чего Роберту пришлось усаживать ее в нужной позе по новой.
– Хочешь, теперь я буду приходить по воскресеньям? – предложила она.
– Посмотрим. – Роберт улыбнулся. – Ты не могла бы… конечно, если тебя не затруднит… надевать чуть меньше украшений? Все это очень красиво, но…
– Чересчур, – закончила за него Тэмми. – Идет и звякает, будто рождественская елка.
Девчонки залились хохотом, запрыгали вокруг матери, следившей за малолетними острячками с кислым выражением.
– И еще… если можно, конечно… чуть меньше помады и этого… – Роберт запнулся, – которое на глазах.
– Все понятно. – Анита помрачнела. – Она завтра придет?
Роберт пожал плечами. Сердце опять, как сотни раз за неделю, ухнуло куда-то вниз. Скорее всего, в ботинки.
– Понятия не имею.
– Ну так спроси, – чирикнула Несси.
– Спросил бы, если б адрес знал. Или хотя бы телефон.
– Да нет же, глупый! – Несси приклеилась к окну. – Сейчас спроси. Вон она идет! Смешная такая. Но
