жрать хочу, сил никаких нет...
— ...все. Все, Реджинальд, порядок. Полный порядок. Передай племяшу, что я буду хлопотать перед графиней о премии для него и для дежурной смены. За помощь и содействие. Да... Как и договаривались... Угу... Записывай: графиня с Марией, ты и я, адвокат, ваш архитектор... И наш представитель, разумеется. Специально не будем нотариуса звать? Что?.. Чтобы акт составлять — хватит вашего и нашего адвокатов? Тогда мой список — весь. Племянник твой пусть там будет, на своем рабочем месте. Дело раскрыто, я побежал. Один хочу пообедать, заодно и заключительную речь обдумаю. Чао.
Собралась вся это компания в курительной комнате, в которой никто из присутствующих не курил, после чего я толкнул, как водится в телевизионных детективах, разоблачительную, все объясняющую речугу, после чего мы провели ходовые испытания призрака, после чего я попытался было подписать акт о безоговорочной капитуляции вышеупомянутого призрака, — однако, номер не вышел: мою победу признали, всем налили шампанского в знак этой победы, но материальное чествование отложили на завтра- послезавтра. Впрочем, домашний архитектор поклялся, что «уж эту проблему и за фук не считает: полчаса работы двум парням, одному каменщику и одному сварщику». Очень хорошо, до послезавтра я подожду...
А дело-то было в простом: в результате ремонтов и редчайшего стечения «строительных» обстоятельств, в коридоре особняка образовалось нечто вроде «Дионисиева уха», но не простого, а... как бы вибрационного, то есть, не всякий звук по нему передавался, лишь тот, который резонировал со стенами, полами, канализационными трубами, чугунными балками... Поэтому-то слабослышащая дуэнья нашей графини, Мария, чуяла «призрака» по вибрациям, оттого-то и мы слышали шаги охранников, а иногда собачьи топоточки, но никогда — голоса и иные звуки-не-стуки. Ровно в полночь я позвонил охраннику и взялся им руководить по телефону: «стой, иди, назад, вперед, псинку на поводок, опять один, теперь снова вдвоем...». Охранник там зарабатывает в поте лица обещанную премию, а мы все, графиня, я и остальные, затаив дыхание, слушаем как призрак бегает и ходит по нашему коридору, бух-бух и ток-ток-ток — и все это строго по моим приказам!
Минут пятнадцать, не меньше, я дрессировал охранника телефонными командами, прежде чем получил «добро» от окружающих, отпустил призрака на волю и отключил трубку.
После этого почти все с минуту смотрели на меня молча, и в этом молчании чувствовалось разочарование с гомеопатической примесью восхищения: «неужели все так просто? А почему же тогда раньше...» Все вдруг просто, когда уже понятно.
— Про звуковую перемычку я уже понял, про двух ребят с кувалдами тоже, я же согласился ждать до послезавтра. И проблема, теперь уже бывшая — она да, не спорю, проще не бывает. И все же, спрошу:
а) Решена проблема? Сударыня Олга? Решена? Да? Отлично.
б) Решил ее — в основном я? Спасибо, вы очень добры ко мне.
в) Госпожа Бунаго, вам понравились мои умственные способности? Как это — какие? Продемонстрированные и приведшие к последствиям? Я рад, что теперь вы о них нового мнения.
г) Последствия наступили? Я говорю: завтра ночью, после контрольных испытаний, мы подписываем акт? К дальнейшей оплате комплекса предоставленных услуг? Очхор, графиня. Будем ждать.
Ну, господа, тогда и мне полбокальчика плесните. Я себе разрешаю. Хотя мне бы лучше пивка... Тост? Ладно.
— Гм... Тридцать лет назад одна хорошая музыкальная группа, по имени
ГЛАВА IX
— ...Ши, зайчик мой!..
— Я не шизайчик.
— Тем не менее, ты прелесть, и ты, и детки. Я же вам звонил дважды в сутки!
— А мы все равно скучали. Сколько лет этой Маре, Марии?
— Ну... За семьдесят. Глухая, толстая, щеки в индейских бородавках, любит телесериалы... Вот фото из газеты, где они с хозяйкой, графинею Бунаго, позируют для интервью, случайно в кармане завалялось.
— Бородавки индейские? Я и не знала, что такие бывают. Ладно, живи. И будь добр, сядь прямо, и отодвинься, дети же еще не спят!.. Тиран... пусти...
Шонна достаточно прохладно отнеслась к моим рассказам о встречах с иневийскими родственниками, о фантасмагорических по своей калорийности пирах, которые нам с зятем задавала моя сестра Молина, зато проявила нешуточное внимание к «аристократической» теме, в лице графини Олги Бунаго, даже порывалась немедленно ехать в Иневию, чтобы взять там «роскошное» интервью «с последней представительницей родовой аристократии, древнейшей в Европе». И очень-очень была недовольна мною, когда я объяснил, что вовсе даже не подружился с графиней, а почти наоборот: уел старуху, был едва ли не дерзок с нею и ее окружением. Впрочем, аристократическая спесь, пару раз проявленная графиней в мою сторону, не понравилась Шонне еще больше, и мало-помалу она остыла к идее — с помощью интервью проникнуть в Большой Аристократический Старый Свет.
Элли, наш неугомонный колокольчик с моторчиком, пойдя в школу, взялась учиться не хуже старшего брата — откуда в них эта рьяность к образованию, в ущерб шаляй-валянию и баловству??? Неужели действительно в Шонну? А как же я? Я ведь тоже не кочка с мохом, я тоже по-своему талантлив. Меня повысили по службе, в конце-концов...
Шонна зарабатывает на журнальном поприще нешуточные деньги, реально ощутимые в нашем нынешнем семейном бюджете, хотя основа, костяк его — все же именно мои заработки. Ши у меня просто молодец и отрада моему черствому сердцу, но нет роз без шипов: иногда безумно раздражают ее новые подруги, все сплошь говорливые журналисточки с неустроенной судьбой, поголовно пьющие и курящие. Меня они не любят, считают не галантным и наверняка исподволь дуют ей в уши по моему поводу. Подозреваю, оттого это, что я ни на одну не поглядел с похотью во взоре. Правильно говорят: гарпии — это подруги подруги. Те еще сучки, но на внешность некоторые не дурны.
От руководства «силовым» отделом мне пока по-прежнему удается уклоняться, однако «следственный аналитический» пришлось возглавить. У моего подразделения от настоящего отдела — только что название, а числится в нем всего четыре человека: я, мой делопроизводитель Мелисса, и два парня, Чак и Винс. Парням по двадцать пять лет, Мелиссе тридцать восемь. Все мы — семейные, с мужьями и женами. У меня и у Мелиссы по двое детей, у парней пока по одному. У Мелиссы две десятилетних девицы-близнеца, у Винса девочка трех лет, у Чака мальчик, тоже трех лет. Почему я придаю такое значение наличию семьи и детей? Семейные лучше трудятся... Ну, не всегда, но в общей массе, чаще, нежели одинокие. И... они... как бы это сформулировать... надежнее, да. Одиноких половозрелых работников я всегда воспринимаю как группу кадрового риска. Тот же и Бобби Бетол: заслуженный и проверенный кадр, хоть куда работник, а все же — будь я самым главным — поостерегся бы на него опираться без оглядки. Якоря нет в нем, той самой основательности, без которой не бывает настоящего, большого доверия. А у семейных, разумеется, свои заморочки, куда без них: то они с благоверными ругаются до драки и собирания манаток, до бюллетенят детскими болезнями, то...
— Да? Але? Я самый. Тебе того же. Хорошо, до обеда потерпим без тебя. Но не думай, что я забуду, сверхурочно отработаешь в тройном размере. Плюс натура, Милли, готовься... Так вот и не хватало, а как ты думала: тут тебе не благотворительная богадельня.
О, как раз иллюстрация: Мелиссе нужно вести свою двойню в поликлинику, муж, видите ли, не справится... Мелисса не боится у меня отпрашиваться, несмотря на мои угрозы жестоко припахать и отхарразментить, поскольку у нас и без моих обещаний день не слишком-то нормирован расписанием. Да и я не зверствую особо и ни разу к ней не приставал. У меня в отделе сейчас, в эти дни, поселились рутина,
