— Я... уже сказал...
Не знаю, сколько бы мы так препирались , с моим персональным дознатчиком, но в событиях случился поворотец... Нет, в Большом Мире все так и оставалось: траурная лирика по отечественным телеканалам, чрезвычайное положение, армия на каждом квадратном дециметре Бабилона, однако, в одном из маленьких бабилонских мирков родилось чудо: все мы, «совяне», оказались невиновными, более того, невинными, более того, полезными членами общества, воинами силового резерва, на который, если понадобится в лихую годину, может смело опираться мое родное государство, в лице нового Господина Президента, правительства и парламента, представителей «Службы» и «Конторы». У генерального нашего нашлись достойные случаю связи, да такие, что легко — суток не прошло — сумели они перебороть естественную бдительность органов по отношению к гражданским людям, имеющим доступ у оружию, секретам и специфической оргоснастке, потенциально позволяющей...
— Эт-то, мля... что еще такое? Э?.. Рик, они тебя били, что ли?
— Да нет, просто перепутали с этим... в Копперфилда играем... — Тут мой палач хвост поднимает на моего генерального:
— Я же четко сказал: никому не входить...
— Не п..ди. Возьми лучше трубку, это тебе звонок. — «Служивый» сечет фишку: вместо того, чтобы мешкать и возмущаться панибратским обращением со стороны подозреваемых штатских, — немедленно следует совету и подносит трубку к уху:
— Капитан Борель. Да, но... Считаю своим долг... Слушаю... Так точно. Так точно. Но... Есть через полчаса!
— Рик, я тебя распаковываю, но предупреждаю и приказываю: не вздумай трогать рыло этого мудня. Понял? Ослушаешься — с волчьим билетом вышвырну. Понял?
— Угу.
— Как вы меня назвали?
— Козлом назвал. Проваливай, ты же слышал: полчаса тебе дано, чтобы свернуться.
Капитан Борель весь в белом бешенстве: с одной стороны он — фигура, не сказать чтобы очень малая, даже в пределах его родной «Службы», а с другой — он ведь чиновник, и в этом качестве очень чуток к тому, как с ним разговаривали по обе стороны телефонной трубки.
— Я это учту, уважаемый господин директор. — Тихо сказал, почти прошептал свое обещание господин капитан Борель из «Службы», грозного, всем внушающего страх ведомства министра Доффера, но генеральный словно бы и не слышал: повернул пузо к двери и пошел, ему не отвечая, а мне предупреждений не повторяя. До этого руки мои успел расковать своим ключом, хитрым каким-то, видимо универсальным. Нам таких не выдают почему-то... К ногам нагибаться не стал.
В такое время, такой приказ — нет, не буду нарушать. Не то чтобы меня волчий билет напугал — да я бы из упрямства наплевал на угрозы, но замути я в офисе драку с представителями «Службы» — его бы по- крупному подставил, моего начальника, который за меня безоговорочно вступился. Ни одна мохнатая лапа не бывает беспредельно мохнатой, все что мог — сделал генеральный, не буду его подводить, не свинья. Но и оставлять без последствий...
— Хороший у тебя удар, четкий... — Этот Борель сноровисто собирает в портфель все свои дознавательные пожитки, аксессуары, включая теплые еще кандальчики... Ноги ему лично пришлось высвобождать, наклоняться, поскольку дрессированные унтеры — вовсе не из его команды, а приданные по расчету, они еще раньше получили приказ по рации и убежали вниз. Я загадал про себя: вспомнит про свою лампочку двухсотваттную, или забудет? Забыл, в конечном итоге.
— Времени мало было, я бы тебе настоящие показал. — Ага, отступила бледность, порозовел: парнишка-то заводной, это интересно. Парнишка он, предположим, условный: сверстник, либо на год-другой моложе... Показал бы он мне, да?..
— Ну, так а... в чем дело?.. У?.. Здесь нам нельзя драться, мне воспитание не позволяет, тебе Устав не велит, но — было бы желание и терпение с обеих сторон — договоримся...
Капитан Борель даже замер, с блокнотом в руке...
— Ты что предлагаешь, чтобы нам встретиться подраться? Тебе мало полученного?
— Гм... Ну... Маловато, готов признать. — Чувак этот швырк блокнот в портфель, клац на специальную защелку с замочком... и замирает, в упор на меня глядя.
Смотри, смотри, сексотина, смотри, да не спугнись раньше времени.
Рост у нас с ним примерно одинаковый, сложением — тоже более-менее одного уровня... Парень подкачан, с руками: удар у него, ох, хлесткий!..
— И что предлагаешь?
— Аэропарк знаешь? Бывший Удольный парк?
— Ну и?
— Там есть площадка, где со всего Бабилона старичье по выходным на гульбу собирается...
— А, неформалы прошлых веков, клуб женихи-невесты? — Борель портфельчик в руку, сам к дверям... Стоит.
— Он самый.
— И что? — дверную ручку теребит капитан Борель, но не выходит, значит, желает дослушать.
— Подгребай туда... ну, в субботу, в полдень. Сейчас военное положение, и хотя весь этот веселый листопад оно не остановит, но в полдень там не много будет народу, я уверен в этом. Найдем уголок поодаль, махнемся по-свободному, без «браслетов». Или в воскресенье.
— Со стволами?
— Зачем же нам нарушать закон, господин капитан? Так разберемся, руками.
Борель этот вздернул левую кисть, посмотрел в циферблат...
— Один на один? Идет. В полдень, в субботу, там. Адье, «котлетка».
Котлетка — это, видимо, я. Адье — это чао на французский манер. Где же во мне не так, если он не стреманулся ничуточки? Привык, что «Службу» в любом виде боятся? Да, не лишено оснований... Но я предпочитаю думать, что у него все в порядке с физподготовкой, и что именно в этом причина его смелости. Настолько все в порядке, что он ни на секунду не усомнился в себе, глядя на меня, на крепко сбитого мужика из «силовой», все-таки, структуры, каковой наша «Сова» является де-юре и де-факто.
Следовательно, было бы опрометчивым не прислушаться к сигналу... До субботы немного времени осталось, но в моих силах освежить бойцовский арсенал, припомнить разные полезные ухватки и навыки.
— Ох, Ричик... Ты так вздохнул, словно никогда не перемелется... Устал, сильно устал?
— Угу.
— Мой дорогой... А где твоя кобура? Почему ты без револьвера?
— Без пистолета.
— Что?
— Они отличаются конструктивно, я тебе миллион раз говорил. В последнее время я револьверы почти не ношу. А этот — там изъяли, на работе. Временно. Понимаешь, в городе военное положение, ну и власти решили подстраховаться: сократить число граждан, имеющих доступ к боевому огнестрельному оружию. Как все рассеется — вернут.
— Может быть, это и хорошо, Ричик? Может, правильно, что сокращают?
— Может быть. Дай мне снотворного покрепче, хочу вырубиться — чтобы сразу, не перебирая в памяти прожитые сутки...
— Сейчас мой дорогой... Износились у тебя нервы, бедный, и вообще ты усталым выглядишь...
Две таблетки подействовали, но где-то с четверть часа я все-таки вспоминал, никак не отвертеться было от работы головного мозга... Может, оно и правильно, что сокращают... Но — знаете ли... Бабилон, вечер поздний, все увеселительные заведения закрыты на неделю вперед, прохожих на улицах — самый прожиточный минимум, хотя комендантский час официально пока не объявлен. Нас всех, сотрудников с положением, от греха подальше развозит по домам служебный микроавтобус, где рядом с водилой сидит Черт-с-усами, зам генерального, вооруженный охранной грамотой. На пересечении Кольцевой и площади Победы имеем удовольствие наблюдать коротенькую пейзажную сценку: расстрел военным патрулем гражданских гангстеров на фоне промозглой весны. Вдоль белокаменного забора выстроили четверых
