воине в бою или в походе черная рубашка – значит, никто не ждет его дома, никто не заплатит за него выкупа, попади он в плен, никто не заступится за него по законам клановой, духовной или кровной мести. Такого воина бесполезно держать в плену, кормить его да поить, стало быть, незачем и в плен брать, проще убить или добить, если он раненым падет на поле боя.
– Так а зачем тогда носить ее, такую?
– Ну а как же! Воин в черной рубашке знает, что его в плену никто с угощением не ждет, что его никто не выкупит и не защитит, кроме как его добрый меч и собственные смекалка с отвагою. Знает, и поэтому дерется в полную силу, без оглядки, ему только победа хороша, все остальное – почти верная смерть. И тот, кто его нанял, отлично это учитывает: воин в черной рубашке бьется отчаянно, бьется до победы, а вторую половину платы получает после битвы. Первую-то половину, по всеобщему обычаю, ему вперед выдают. Нам ведь как платят: во-первых кормовые, деньгами или пищей, или смешанно, во-вторых походные, это всегда деньгами.. Ну и отдельно за битвы. Если кого в плен возьмешь за выкуп – тоже все твое. Ворвешься первым в город – сутки-трое, в зависимости от договора, – входи в любой частный дом, забирай что хочешь, все, до чего дотянешься мечом, положением или силою, имеешь право. Не остановишься и дальше грабишь – могут казнить, как договаривались. Так вот, кормовые всегда вперед, а походные обычно выплачивают половину вперед, а другую половину – когда учетный срок заканчивается, за который платят, месяц там, или неделя… И за битву – тоже самое: половина вперед, половина после. Погибнет воин в бою – значит нанявший его герцог, или там барон, или имперский предводитель половину суммы экономит, потому как наследников у воина в черной рубашке почти нету, только товарищи поблизости, кто успеет на поле боя сапоги с поясом снять да по карманам пробежаться, а также птеры с воронами и шакалы с волками… Но если воин победил и в живых остался, – платят не скупясь и почти всегда без обмана, потому что выгодно иметь такого воина на своей стороне, а не на стороне врага. И воину в такой жизни хорошо: живой воин богат и весел, а мертвому – никаких забот.
– А что такое духовная месть?
– Это когда воин посвящает себя какому-то божеству, и оно то посвящение приняло. Тогда бог или богиня за своего воина могут отомстить, проклятие наслать или наложить, еще что-нибудь…
– Здорово! Вот бы посмотреть!
– На что посмотреть?
– Ну… как это все действует… защита, проклятия…
– Ха! Да проще простого! Ох уж эти людишки… Под собственным носом ничего не видят. Твой Мусиль – он как в смысле единоборств, мастер?
– Как это?
– Гм… Мусиль, твой хозяин – он силач? Смельчак? Умеет драться?
– Нет, он наоборот, всего боится.
– Всего боится? Хм… Поспешно судишь. Тем не менее – в чем-то ты прав. И все вы в трактире – тоже не бойцы, ни Лунь, ни Мошка, ни этот…
– Уму, он немой.
– Я заметил. Трактир ваш на отшибе стоит, день конного шага от города; жратвы в нем, вина, скотины полно, и денежки наверняка у трактирщика водятся; при этом защиты никакой нет, если не считать старого да малого, слепого да немого, слабого да трусливого. Но трактир живет себе, и лихие люди на него годами не нападают. Почему так?
– Не знаю. Да, при мне никто ни разу не нападал с разбоем, но Мусиль рассказывал, что было дело… Только до меня еще…
– А ты там сколько?
– Не помню. Меня маленького привели, Мусиль говорит, что родители отдали на воспитание.
– Врет наверняка. Одним словом, нападать-то нападают и на придорожные трактиры, потому как ублюдков, сумасшедших и отчаянных во все времена хватает, но напавший на придорожный трактир очень рискует! Тем более, когда трактир стоит на имперском тракте. Во-первых, имперская дорожная стража ловит и казнит таких на месте, не доводя дело до суда и тюрьмы, во-вторых окрестные землевладельцы, бароны там, иные прочие, на чьей земле трактир стоит, очень не любят, когда разоряют тех, кто им платит. Ты знаешь, что имперские дороги, чьи бы владения ни пересекали, принадлежат только и исключительно Империи? Вот, имей в виду.. А земли по сторонам дорог – кому какие, смотря где… Поскольку бароны, графы и просто помещики хорошо знают местность и людей, они могут найти преступников еще быстрее имперской стражи и тоже казнят без проволочек. В третьих, богиня дорог Луа заботится обо всех странниках, должна заботиться, по крайней мере, но пуще прочих привечает смирных, кто не чинит препятствий тем, кому она покровительствует, и щедрых. А теперь представь, что шел странник, шел целый день, язык высунув. «Сейчас, – думает, – отдохну!». Бац! А вместо трактира руины и дерьмо… Луа такое не по нраву, уж она позаботится о неприятностях для разорителей. Если, конечно, содержатель не обделял ее жертвами.
– Нет, Мусиль каждый месяц в святилище дары носит, я с ним ходил. Всем подносит, никого не забывает.
– А я что говорю! Плати в срок и будь спок. Да те же нафы не любят, когда колодцы пересыхают, а если трактир прекратил существование, то колодец неминуемо пропадет, пересохнет… Нафы же по ночам – грозная сила. И крестьяне в округе, и офени, кто туда-сюда с товаром бродит, и… Короче, все враги разбойникам, тем, кто нападает на трактиры в пустынной местности. Да и сами трактирщики, люди рассказывают, с ядами знаются, чтобы, если что, подсыпать в еду или питье… Между прочим, и их иногда казнят за разбой, когда вскрывается, что они на беспечных постояльцев злоумышляли, всякое в этом мире бывает.
– Да, точно! Мусиль хвалился, что сумеет ядом защититься. Но он не разбойничал. И на нас никто не нападал.
– Вот видишь! И люди, и боги готовы наложить дополнительные проклятия и немедленные кары на разбойников с большой дороги, не признающих святость трактирной стойки, и эта готовность в значительной степени служит трактирам защитой. Но если шайка большая, а сами разбойники сильны и отважны – месть богов и людей иногда откладывается на целые годы. Редко, но случается и такое.
Так что и клановая спайка, и посвященность богам, и кровные узы… Они все невидимы, эти узы, на кольчугу и волшебную палочку не похожи, но – действуют. И моя черная рубашка в обычной жизни, по без войны, такова же. Лихие люди смотрят на меня из кустов, вот как сейчас… И колеблются, несмотря на
