Это не был призрак. Ощущение было совсем иное, чем тогда, когда Магдалина преследовала его. Никакого запаха, никаких таинственных завихрений в воздухе. Это был кто-то другой. Дойдя до башни Давида у Яффских ворот, Том решительно обернулся. Какой-то человек в черном костюме проворно свернул с Виа Долороза в переулок.
В Цитадели у башни Давида происходило какое-то костюмированное празднество. Миновав толпу у порот, он вышел в пешеходный квартал Нового города.
Шерон дома не было, она работала с пациентками в своем центре.
– У них бывают видения, – сказала она ему с намеком, – и галлюцинации. Их посещают призраки.
Том коротал время до прихода Шерон в ее квартире и думал о ней. Когда она пришла с работы, он прижал ее к двери и сорвал с нее одежду. Она заметила, что в последний раз занималась любовью подобным образом в шестнадцатилетнем возрасте.
Уже потом он сказал ей, где он был и какую историю поведал ему Ахмед. Он считал, что имеет право это сделать, поскольку Ахмед сам уже рассказывал об этом Шерон.
– Ха! Кобра! – бросила она.
– А как насчет Мастеров, живущих в пустыне, или Приближенных, как их называет Ахмед?
– Не знаю я никаких Мастеров-пустынников.
– Может быть, он имеет в виду мистиков-суфиев? Они ведь существуют.
– Может быть. Но вообще-то, у Ахмеда в голове сплошной гашиш. Я все время сталкиваюсь с такими людьми. Послушал бы ты, что они рассказывают.
– И все это неправда?
Они лежали обнявшись в постели, насыщенные любовью, мысли их где-то витали, они говорили лениво.
– Друг Ахмеда подавился собственным языком и умер, когда Ахмед проводил с ним гипнотический сеанс. Это правда. Все остальное он присочинил из чувства вины. Джинны, которые якобы преследуют его каждую ночь, – плод его воображения.
– Но он верит, что они реальны.
– И по-твоему, это делает их реальными?
– Да, – ответил он, подумав.
– А если я, например, верю в фей и эльфов, то, значит, они существуют в действительности?
– Это другое дело.
Шерон пробормотала что-то неразборчивое. Она почти совсем уже уснула. Том уставился в неразличимую темноту, понимая, что затронутая ими тема предательски и неумолимо подталкивает его к вопросу о его собственных убеждениях. Его вера была подобна великолепному зданию, возведенному в пустыне, но разрушающемуся, причем, как в фильме с ускоренной съемкой, можно было наблюдать, как под действием ветра, продувающего здание насквозь, оно растрескивается, рассыпается в пыль. В конце концов здание исчезало совсем, и оставалась голая пустыня.
– Я хочу сказать, – произнес он, не зная, слышит ли она его, – что если достаточно большое число людей верит во что-то, то это должно существовать на самом деле.
Он говорил о таких вещах, как Бог, Любовь, Истина, – о словах, которые пишутся заглавными буквами. Но что, если это всего лишь слова, написанные на песке, памятники Озимандии?[23] Здания, построенные в пустыне, разъедаемые и разрушаемые памятью?
Лежавшая рядом с ним Шерон погрузилась в дрему и не слышала ни слова. Он пытался разглядеть ее в кромешной тьме. Кто эта женщина? Может быть, есть что-то неправильное в том, что они делают? Может быть, это оскорбляет память Кейти? Осудила бы она их или нет? А если нет, то почему у него такое чувство, словно он ей изменяет?
Как в том случае, когда он впервые изменил Кейти в тот самый момент, когда они занимались любовью.
Нет, он был не в силах побороть свои фантазии – это было все равно что пытаться забыть сны. Он занимался любовью с женой, а в мозгу его раскручивалась привычная фантазия. Вместо Кейти в постели с ним находилась Келли Макговерн. Они были в классной кладовке. Сердце его обливалось кровью и выпрыгивало из груди. Он поспешно раздел ее, и полная грудь Кейти превратилась под его руками в подростковые соски Келли. Живот, который он ласкал, втянулся; бедра стали стройнее; изменился даже ее женский запах, и, как по волшебству, вернулась невинность. Изливая семя в свою жену, он буквально слышал, как оно струится в его призрачную мечту. А сразу же после этого у него не было никаких сомнений в том, что Кейти все поняла.
Когда Том и Кейти влюбились друг в друга, они пережили период интенсивной телепатической связи, какая всегда устанавливается между влюбленными, испытывающими восторг от только что зародившейся близости. Эта телепатия проявляется в способности угадать слова партнера, чувствовать, чего он хочет, общаться с помощью изобретенного влюбленными кода, понимать невысказанные мысли. Возможно, благодаря особой милости судьбы, их период телепатического взаимопонимания длился дольше обычного, и, когда он кончился – в тот самый момент, – Том сразу понял, что он уже не вернется. Они лишились особой благосклонности судьбы. Это было похоже на смерть.
Это и была смерть.
Кейти тоже почувствовала это – достаточно было посмотреть на ее лицо, полное замешательства и обиды. Но говорить об этом они не стали. Ведь, строго говоря, никто никому не изменял, все это было из области абстракций, не подтвержденных фактами. Однако по глазам Кейти было видно, что она вдруг все поняла. Они словно инеем подернулись, когда она посмотрела на него, а затем отвернулась, укрылась одеялом и притворилась спящей.
Он еще с час не спал, вглядываясь в темноту. Да, у него было ощущение, что он умер.
А в Иерусалиме он посмотрел на Шерон, спавшую с рассыпавшимися по плечам волосами, и удивленно вытаращил глаза. Оказывается, она не спала, ее глаза были широко открыты и наблюдали за ним. Смущенная улыбка играла на ее губах. Поза ее была немного неестественной. Она подложила руку под голову и как-то приподнялась, приняв неудобное положение. Том перегнулся через нее и включил лампу на прикроватном столике.
Когда на нее упал свет, Тома пробрала дрожь.
Это была не Шерон. Вместо нее на кровати распростерлась обнаженная Магдалина. Ее покрытая татуировками кожа была темной, морщинистой, похожей на кожуру высохшего инжира. Длинные седые волосы ниспадали вдоль увядших грудей. На ее руках, ногах В животе были вытатуированы какие-то непонятные знаки, ярко выступавшие на фоне кожи цвета песка. Глаза ее были абсолютно белыми, слепыми. Она протянула руку, силясь притронуться к нему.
Его словно ветром выдуло из постели, и он с размаху стукнулся спиной в стену.
– Что случилось? – воскликнула Шерон. – Что случилось? – Тома трясло, и он не мог унять дрожь. Наконец ей удалось успокоить его. – Это я, Том, – сказала она. – Это я.
Призрак исчез. Шерон стояла рядом с ним, уже одетая. В руках она держала пакет с покупками. Глаза Тома бегали по комнате в поисках следов старухи. Он тоже был одет.
– Когда ты вернулась? – спросил он.
– Только что вошла, – ответила она. – А тут ты вопишь благим матом.
Она дружески обняла Тома, и он не сопротивлялся, но не мог ей ничего объяснить. В комнате все еще стоял знакомый тяжелый пряный запах.
34
После ухода Тома Ахмед в течение нескольких часов испытывал странное беспокойство. Он рассказал ему о своих скитаниях в пустыне, потому что у него возникала настоятельная потребность в этом – примерно в то время, когда исполнялась годовщина смерти Мехмета и его рокового брака с джиннией, как
