Она вышла в переднюю и вернулась, держа в руках пальто мужа.
— Одевайся, Павлик.
— Да, время идет, не надо его заставлять дожидаться, — деловито сказал Евдокимов. — Вы по каким улицам обычно ходите на завод?
— По Стремянной, — ответил Анохин, покорясь вдруг Евдокимову. — Сворачиваю на Кольцевой проезд, оттуда через Васильевский переулок на Заводскую…
— Вот и отлично! — бодро сказал Евдокимов. — Так и идите. Идите не спеша, обычным шагом…
— Но вы учтите, — сказал Анохин, — он ко мне даже не подойдет, он за сорок шагов сбивает…
— Не беспокойтесь, — подбодрил его Евдокимов. — Машина уже внизу, там еще три наших работника. Они для этого и приехали…
Анохин и Евдокимов вместе спустились по лестнице и вышли на улицу.
— Идите, — сказал ему Евдокимов и пошел к машине.
— А вы? — спросил Анохин.
— Все будет в порядке, — уверенно повторил Евдокимов. — Идите.
Анохин пошел…
Не оставалось ничего другого, хотя ему очень не хотелось идти. Никто в Москве не знал Жадова так, как его знал Анохин…
Но те, кто охранял его в течение всего последнего времени, посылали его навстречу Жадову… И Анохин вынужден был идти. Вот он идет, идет…
Но где же Евдокимов? Где те, кто взялся его охранять? Нигде никакой машины, ни позади, ни впереди…
Анохин не считал себя трусом, но сегодня ему было жутко.
Где подстерегает его Жадов?
Опоздай Евдокимов на секунду — и не видать Анохину ни Шуры, ни Машеньки, ни этих улиц, ни снега, ни уличных фонарей…
Он прошел Стремянную, пересек Кольцевой проезд, приблизился к Васильевскому переулку… Вошел в переулок.
В Васильевском переулке и днем-то бывало пустовато, а сейчас вообще никого не было.
Для чего только так ярко горят фонари?
Он неторопливо прошел переулок, приблизился к углу, хотел было повернуть за угол, как вплотную столкнулся с каким-то человекам, поднял голову и увидел… Жадова!
Увидел и обмер.
Жадов в упор смотрел на Анохина ледяным, ненавидящим взглядом.
— Наконец-то ты мне попался! — негромко произнес Жадов.
Или он ничего не произнес, и это только показалось Анохину?..
Он почувствовал, как у него противно задрожали колени.
Какой-то мерзкий страх сдавил горло.
Он растерянно обернулся и — не выдержал, не справился с собой…
Он повернулся, втянул голову в плечи и побежал назад. Скорее, скорее, подальше отсюда, скрыться, исчезнуть, раствориться!..
Жадов целится сейчас ему в спину. Анохин не сомневается в этом. Так в лагерях для перемещенных лиц убивали тех, кого подозревали в симпатиях к коммунизму. Так обыкновенно убивал людей Жадов. Об этом все знали в Бад-Висзее. Он приказывал своей жертве повернуться спиной и идти и хладнокровно всаживал пулю в затылок…
Редко Евдокимов испытывал такое напряжение. Он ни на мгновение не упускал из виду Анохина, но с еще большим вниманием наблюдал за всем, что было “вокруг, вверху и внизу”…
Он тоже не чувствовал себя обычным, нормальным человеком, он готовился к прыжку… Он чуть притронулся к руке шофера, и тот задержался на углу Васильевского.
Ярко горели уличные фонари, темнели черно-серые полосы тротуаров, кое-где на мостовой белели пятна снега…
Только профессиональный, безошибочный глаз Евдокимова мог сразу увидеть и оценить всю обстановку.
Анохин дошел до угла, сразу же повернулся и побежал, и в то же мгновение на углу появился кто-то еще, высокий и поджарый; этот кто-то вскидывает руку и целится…
Через несколько секунд машина будет возле человека на углу, но за эти несколько секунд он выстрелит…
Евдокимов сам резко поворачивает баранку, и машина рывком въезжает на тротуар и загораживает Анохина.
Шофер резко тормозит. Пуля пробивает кузов.
Все это происходит в одно мгновение.
Евдокимов выскакивает из машины. Анохин молчит, смотрит на Евдокимова и ничего не понимает… Его губы шевелятся.
— Спасибо, — доносится до Евдокимова его шепот.
Евдокимов вскакивает обратно в машину.
— Вперед, вперед! — приказывает он шоферу. — Жми!
Жадова нет… Нигде!
Куда он исчез? Как? На машине? Пешком?..
19. Штаб повстанцев
Потеряв следы Жадова и отправив Анохина домой, Евдокимов поехал к себе в отдел.
Везде было пусто, все отдыхали.
Он заглянул в приемную в надежде, что генерал, может быть, у себя, — ему очень хотелось рассказать о новом покушении на Анохина, — но и генерала не было, только один дежурный по отделу сидел в кресле у стола и читал новый роман Фейхтвангера. Евдокимов прошел в оперативную часть и попросил усилить наблюдение за квартирой Роберта Д.Эджвуда; события развивались так, что вполне резонно было предположить, что Эджвуд и Жадов захотят встретиться, что им просто надо будет встретиться друг с другом.
Евдокимов просил не терять Эджвуда из поля зрения ни на минуту и, если он куда-нибудь выедет, поставить его об этом в известность.
Но едва Евдокимов приехал домой, как ему позвонили и сообщили, что сам Эджвуд никуда не выезжал, но зато к нему на квартиру только что явился странный посетитель.
Евдокимов сейчас же поехал узнать подробности.
Около восьми часов вечера, сообщили ему, к дому, в котором проживает мистер Эджвуд, приблизился высокий мужчина — судя по описанию, можно было не сомневаться, что это Жадов, — торопливо вошел в парадное, позвонил в квартиру Эджвуда и рывком, немедленно исчез за дверью; больше его не видели, из квартиры Жадов не появлялся.
Это было нарушением всякой конспирации!
Жадов не мог, не смел, не должен был приходить к Эджвуду: его посещение чрезвычайно сильно могло скомпрометировать Эджвуда и не приносило пользы Жадову…
Евдокимов допускал, что две причины могли побудить Жадова устремиться к Эджвуду: желание скрыться после покушения и еще большее желание поскорее удрать из Советского Союза.
Должно быть, Жадов чувствовал себя очень неуверенно, скрываться ему, по-видимому, становилось все труднее, и к тому же, вероятно, нервы тоже сдавали даже у такого железного человека, каким, несомненно, был Жадов.
Евдокимов представлял себе, что Жадова ожидал у Эджвуда не слишком любезный прием: солидарность солидарностью, но в том мире, к которому принадлежали и хозяин квартиры, и его гость, собственная шкура ценится превыше всего.
Скрываться у Эджвуда Жадов не мог: неприкосновенность помещения, занимаемого лицом, обладающим дипломатическим иммунитетом, не предусматривала по советскому закону права предоставления убежища лицам, преследуемым государством, при правительстве которого эти дипломаты
