трубке, чтобы слышать разговор.
— Але? — сказал далекий и сонный голос Павлова.
— Иван Тимофеевич! Это мы!
— Ребята! Вы где?! Что с вами?!
— Фиг его знает, Иван Тимофеевич, где мы. В горах. С нами все в порядке пока.
— В каких горах!? Конкретней!
— Где-то в Афганистане, — постарался конкретней Колчин.
Павлов помолчал. Потом его голос изменился. Может, сообразил, что мы не одни. Что рядом могут находиться и бандиты, и боевики, и вообще кто угодно. Он у нас сообразительный.
— Ребята, вы знаете, что в Москве творится?
— А что творится?
— Служба повесила на вас всех собак. Как там Леша?
— Нормально.
— Можешь передать ему…
— Он вас слышит.
— Тем лучше. Так вот, он обвиняется в государственной измене в виде помощи врагу. В похищении человека. В незаконном пересечении границы, в бандитизме, в убийстве. Ну и много чего еще. Нет времени перечислять. Ты, Колчин, проходишь как его соучастник.
Мы потрясенно молчали.
— Что собираетесь делать? — спросил Иван Тимофеевич.
— Это все вранье, — сказал осипшим голосом Колчин.
— Не сомневаюсь. Мы ни твоей, ни Лешиной семье пока ничего не говорили. Но меня интересует, как вы собираетесь отмазываться. Это официальные обвинения.
— Даже не представляем, — сказал Колчин.
— Но у вас пока все в порядке? — Тон Павлова снова стал настороженным.
— Пока все более-менее… Мы не можем сейчас говорить в подробностях.
— Понимаю… Ребята, держитесь. Хотя, честно сказать, даже не представляю, как вы будете выпутываться. Вас арестуют сразу же, как вы только появитесь в пределах досягаемости.
— Иван Тимофеевич, извините, нам пора, — Колчин прервал связь.
Тишина в горах стояла звенящая. Слова Павлова слышал даже Акрам. Он так улыбался, что захотелось дать ему в голову прикладом.
— Леша, тебе сколько лет? — спросил Акрам.
— Двадцать восемь.
Он присвистнул:
— Леша, мне за полтинник, но я прохожу всего по одной статье: наркоторговля. И до недавнего времени я думал, что это плохо. Признаюсь, ты меня перещеголял. Тебе двадцать восемь, и ты уже успел предать родину, похитить человека… Что там еще? Бандитизм, убийства, незаконный переход границы! Я, по сравнению с тобой, не такой уж и плохой человек, оказывается!
И тут он заржал. Смеялся так, что эхо шарахалось по горам. Хлопал себя ладонями по ляжкам и разве что не катался по земле. Переведя дух, он перетолмачил свою шутку всей банде, и теперь уже и они сотряслись от хохота. Боевики показывали на нас пальцем и ржали, как раненые лошади.
А мы с Колчиным стояли, понурившись, соображая, как нам выкручиваться. К озвученным Павловым обвинениям, не сомневаюсь, вскоре прибавится и статья о наркоторговле. Ну да уже все равно. Статьей меньше, статьей больше.
Груженые машины медленно нащупывали дорогу домой. Судя по белесому небу, уже накатывал рассвет. Акрам сосредоточенно вглядывался в темноту. Его спутник выставил в окно ствол автомата.
За нашей машиной неожиданно полыхнуло. Загрохотали автоматы. Секунду мы смотрели ошеломленно по сторонам.
Акрам выскочил из машины.
— Выпрыгивай, идиоты! — крикнул он и упал за ближайший камень.
Мы выскочили следом. Оказались возле обрыва. Обежали уазик и по частым вспышкам автоматной стрельбы определили, куда упал Акрам.
Он палил из-за валуна, куда-то вдоль дороги.
— Что случилось?! — крикнул я.
— Абдул! Сука! Узнал, наверное, про контракт.
— Мать твою! Погибнуть в наркоманских разборках!
Я передернул затвор. Куда палить-то, если не видно ни хрена!
Позади замерла колонна пустых уазиков. Боевики Акрама под их прикрытием ползли в нашу сторону.
Второй в колонне уазик горел, подорвался на фугасе. По счастью, мы проскочили. Иначе пылали бы сейчас, как… «Кошкин дом»!
Я крепче сжал автомат. Нас чуть не прибили! В груди закипала ненависть. И отчаяние. Сколько это будет еще продолжаться? Эти кроличьи перебежки? Эти пленения и унижение?
В общем, я решился.
— Подсади меня! — Я показал Колчину на небольшой выступ в скале над нами.
— Что ты собираешься делать?
— Что надо.
— Не надо!
— Надо, Саша, надо… Акрам! — окликнул я.
Наркоторговец обернулся.
— Дай свой пояс с подствольниками.
— Бесполезно! — проорал он. — Они за валуном!
— Я наверх, — показал я автоматом на выступ.
Акрам пожал плечами и снял с себя патронташ с гранатами. Я нацепил его на себя.
— Давай! — крикнул Сашке.
Колчин подсадил.
Выступ располагался все же очень высоко. Удалось зацепиться только кончиками пальцев. Но все-таки я вскарабкался. Выступ примерно шестьдесят сантиметров в ширину. Кое-как развернувшись, я прижался к скале и пошел бочком в сторону нападавших. Они меня не видели. Солнце еще не взошло, и тень надежно меня скрывала. Как это они сами не додумались поставить тут пару стрелков? Ах, вот в чем дело! Каменный карниз шел вверх и постепенно сужался.
Я дошел до самой узкой точки. Боевиков Абдулы укрывал от меня огромный валун. Но сами они оказались как бы в каменном мешке, который горловиной выходил на дорогу.
Я вскинул автомат, загнал гранату в подствольник и прикинул расстояние до боевиков. Потом тщательно прицелился и нажал спуск. Автомат дернулся. Граната черной точкой ушла в сторону каменного мешка. Попасть точно в него — невозможно. Да и не нужно. Достаточно лупить в его дальнюю стенку. А уж осколки гранаты достанут кого надо.
Я прислушался. Бой на дороге продолжался. Видимо, я слишком высоко взял. Дослал вторую гранату и взял чуть пониже. Из-за валуна — отчаянные крики. Достал!
Скорректировав таким образом курс стрельбы, я начал досылать гранаты одну за другой и палить на одном уровне, чуть водя стволом по сторонам. Вспышки гранат яркими розами вырастали в скале и опадали с гулким эхом. Вскоре патронташ опустел. Стрельба на дороге стихла.
— Э! Э! — орал кто-то снизу.
— Чего?! — крикнул я в ответ.
— Хватит! Хватит! Мы идем туда!
Я засеменил по карнизу обратно. Дойдя до места, осторожно выглянул. Подо мной сидел Колчин с автоматом между ног. Рядом с ним Акрам. О чем-то разговаривали. Вернее, говорил больше Акрам, а Сашка кивал. На дороге совершенно безбоязненно сновали акрамовские боевики. Люди Абдулы наверняка ушли
