Последняя капля, которая переполняет терпение организма. И мозги капитулируют. Темнота сомкнулась, и комок моего ослепшего сознания стремительно поехал куда-то вбок и вниз.
Мне снилось сполохами, как мое безвольное тело подхватили под руки. Куда-то тащили. Запихнули в машину. Потом дурнота в желудке подпрыгивала на кочках вместе с автомобилем. Темнота за окном высекала искры желтого света. Полосами гуляла по стеклу беспокойная реклама. Тихими волнами плескалась музыка, и певец голосом Вяземского выводил: «От Москвы до Бреста нет живого места там, где мы с ребятами прошли… »
На одном из поворотов я почувствовал тяжесть собственного тела и попытался сесть. Перед глазами понеслась светящаяся разметка дороги. Я снова отключился.
Когда открыл глаза, по сетчатке полоснул бритвой яркий солнечный свет. Оба виска прошила невыносимая боль. Мозги продолжали плавать в каком-то тумане. В тот стакан, что «на ход ноги», эти сволочи явно что-то подмешали!
Где мы?! В аэропорту. Я сам себя не помнил, но почему-то исправно двигал ногами! Ну, может быть, покачивался немного. «Скрипач» Василий и профессор Вяземский поддерживали меня под руки. Над моей головой что-то качалось и давило обручем на виски. Проходя мимо темной витрины, я увидел, что у меня огромные кроличьи уши. Меня это развеселило.
— Почему у меня такие большие уши? — захохотал я во все горло.
— Чтобы я мог вытащить тебя из говна, куда ты попал, — услышал я не менее веселый ответ.
На паспортном контроле Вяземский стоял рядом со мной и пояснял кому-то пьяным голосом:
— Мой друг напился от счастья. Сегодня утром у него отвалился хвост.
— А уши? Не отвалятся? — спросили, смеясь.
— О нет! Только по достижении половой зрелости! То есть не скоро!
Снова смех.
Мы прошли в узкий коридор на посадку. Я услышал за спиной:
— Эти англичане — такие идиоты! Пить не умеют, а едут во Францию. Дома тренироваться надо.
Когда самолет оторвался от земли, профессор снял с меня дурацкие уши. Протянул стакан с водой и какую-то таблетку:
— Выпей! Тебе пора приходить в себя.
Я запил таблетку.
— Что случилось? Зачем вы меня опоили? И куда мы летим?
— Отвечать в порядке поступления вопросов?
— Да, уж будьте добры, — кивнул я и поморщился.
От таблетки сознание у меня постепенно очищалось от мути, но вот голова трещала с каким-то диким остервенением. Облака в иллюминаторе здорово раздражали. Вид снующей стюардессы угнетал и бесил одновременно.
— Ничего не случилось, — пожал плечами профессор. — Опоили, чтобы ты не сбежал в порыве чувств. А летим мы в Китай.
— Почему в Китай?
— Потому что настает зима. Лучше песок на зубах, чем иней на яйцах!
О, профессор! Мы умеем острить?.. Он говорил вроде бы дружелюбно, но с намеком на угрозу. С похмелья у человека все чувства обостряются до наготы.
— Ты пришел в себя?
— Более-менее.
— Тогда позволь встречный вопрос?
— Валяйте!
— О чем ты говорил с этой своей… Ритой?
— Я? С Ритой? Ах, да! — прикинулся я дурачком. — Рассказывал ведь уже! Про Москву, про Россию. Она мне адрес свой дала…
— Не прикидывайся дурачком! Я не о первом знакомстве, а о вашем ворковании на автостоянке.
— На автостоянке?
— Сказано тебе, не прикидывайся!
— Она жива? — спросил я напрямую.
Вяземский чуть подумал. Потом внимательно посмотрел на меня и произнес:
— Думаешь, я не знал заранее, что ты ее отпустишь? Не забывай, я специалист по поведенческой психологии… Когда у тебя в номере я учуял духи, сразу понял, кто именно тебя посетил. Ты даже не представляешь, сколь много могут сказать человеку запахи, если к ним, конечно, прислушиваться… И вот мы летим к твоей пассии. В Китай. Она почему-то думает, будто ей там безопасней.
Полчища мурашек побежали по моей спине к заднице. Наверное, прятаться.
— Что она тебе говорила о нас?
— Когда?
— Не валяй!
— То, что вы делите сферы влияния в военной разведке. Хотите заменить агентов на своих людей, чтобы контролировать направление нелегальных операций и занять главенствующую роль в разведке.
— И все?
Я кивнул.
— Почти правда. Все равно они были предателями… Что еще?
— Ах, еще?! Еще она сказала, что вы меня попросту подставляете. Каждый раз во время убийства моя персона становится ключевой. Именно меня помнят люди, в последний раз видевшие убитых агентов живыми. Так ли это, Григорий Алексеевич?.. И еще меня интересует одна деталь. Для будущей книжки… В номере вы раскладывали на кровати медальоны всякие, крестики. А еще были микропленки. Что на них?
— А она… эта Рита тебе не сказала?
— Про побрякушки сказала. Это опознавательный знак. Типа системы «свой-чужой» для членов тайных обществ. По ним они определяют своих собратьев.
— Смотри-ка! Женщина, а не солгала!.. Теперь о подставах. Нам и вправду надо было засветить тебя в этих делах. Но только для того, чтобы не вылезали наши уши. Ты приковывал к себе их внимание, но мы тебя постоянно страховали. Мы — друзья, Леша.
Как там говорится? Избавь меня от друзей, а от врагов я уж как-нибудь сам…
— Я еще спросил про микропленки, — напомнил я.
— На микропленках — информация о членах тайного общества, которую удалось узнать нашим агентам, пока они в нем состояли. Пароли, явки, имена и адреса его самых видных деятелей и руководителей. Агенты собирали информацию в течение десятков лет. Без пленки с данными все эти медальоны и тайные опознавательные знаки — говно. Прежде всего, надо знать, куда идти, с кем общаться и как себя вести. Вот что главное. Теперь этот архив у нас в руках, и мы можем восстановить систему ликвидаторов.
— Если вы получили то, что хотели, зачем же вам Рита?
— У нее остались код и пленка. Надо их забрать.
— А если она вам просто все это отдаст, вы ее оставите в живых?
— Просто отдаст?
— Просто отдаст.
— Она красивая девушка, — уклончиво сказал профессор. — Только не для тебя, Леша. Так что оставь свои эмоции для стихов.
— Я не пишу стихи!
— Неужто?
— Давно не пишу. Вообще стихи не люблю, — соврал.
— А я люблю. Вот Шекспир! Гениальные строчки! «О, женщины! Вам вероломство имя!»
— Вы о ком? — встрепенулся я.
— О стихах. О Шекспире, — нарочито удивился профессор. И остановил жестом стюардессу: — Водки, пожалуйста! Бутылочку. И стаканчики.
Та принесла.
