Метаморфозы

        Но не преступный еще. Последний же был — из железа,

        Худшей руды, и в него ворвалось, нимало не медля,

        Все нечестивое. Стыд убежал, и правда, и верность;

130 И на их место тотчас появились обманы, коварство;

        Козни, насилье пришли и проклятая жажда наживы.

        Начали парус вверять ветрам; но еще мореходы

        Худо их знали тогда, и на высях стоявшие горных

        На непривычных волнах корабли закачались впервые.

135 Принадлежавшие всем до сих пор, как солнце и воздух,

        Длинной межою поля землемер осторожный разметил.

        И от богатой земли не одних урожаев и должной

        Требовать стали еды, но вошли и в утробу земную;

        Те, что скрывала земля, отодвинувши к теням стигийским,[17]

140 Стали богатства копать, — ко всякому злу побужденье!

        С вредным железом тогда железа вреднейшее злато

        Вышло на свет и война, что и златом крушит, и железом,

        В окровавленной руке сотрясая со звоном оружье.

        Люди живут грабежом; в хозяине гость не уверен,

145 В зяте — тесть; редка приязнь и меж братьями стала.

        Муж жену погубить готов, она же — супруга.

        Страшные мачехи, те аконит[18] подбавляют смертельный;

        Раньше времени сын о годах читает отцовских.

        Пало, повержено в прах, благочестье, — и дева Астрея[19]

150 С влажной от крови земли ушла — из бессмертных последней.

        Не был, однако, земли безопасней эфир высочайший:

        В царство небес, говорят, стремиться стали Гиганты[20];

        К звездам высоким они громоздили ступенями горы.

        Тут всемогущий отец Олимп сокрушил, ниспослал он

155 Молнию; с Оссы он сверг Пелион[21] на нее взгроможденный.

        Грузом давимы земли, лежали тела великанов, —

        Тут, по преданью, детей изобильной напитана кровью,

        Влажною стала земля и горячую кровь оживила;

        И, чтоб от рода ее сохранилась какая-то память,

160 Образ дала ей людей. Но и это ее порожденье

        Вовсе не чтило богов, на убийство свирепое падко,

        Склонно насилье творить. Узнаешь рожденных от крови!

        Это Сатурний-отец увидал с высокой твердыни

        И застонал и, стола Ликаонова[22] гнусный припомнив

165 Пир, недавний еще, получить не успевший огласки,

        Сильным в душе запылав и достойным Юпитера гневом,

        Созвал богов на совет. И не медлили званые боги.

        Есть дорога в выси, на ясном зримая небе;

        Млечным зовется Путем, своей белизною заметна.

170 То для всевышних богов — дорога под кров Громовержца,

        В царский Юпитера дом. Красуются справа и слева

        Атрии[23] знатных богов, с дверями, открытыми настежь.

        Чернь где придется живет. В передней же части чертога

        Встали пенаты богов — небожителей, властию славных.

175 Это-то место — когда б в выражениях был я смелее —

        Я бы назвал, не боясь, Палатином[24] великого неба.

        Так, расселись едва в покоях мраморных боги,

        На возвышенье, рукой опершись на скипетр из кости,

        Трижды, четырежды Он потряс приводящие в ужас

180 Волосы, поколебав и землю, и море, и звезды.

        Следом за тем разрешил и уста, возмущенные гневом:

        «Нет, я не более был вселенной моей озабочен

        В те времена, как любой из врагов змееногих[25] готов был

        С сотней протянутых рук на пленное броситься небо!

185 Хоть и жестокий был враг, — но тогда от единого рода

        Происходила война и единый имела источник.

        Ныне же всюду, где мир Нереевым[26] гулом охвачен,

        Должен смертный я род погубить. Клянуся реками

        Ада, что под землей протекают по роще стигийской, —

190 Было испытано все. Но неизлечимую язву

        Следует срезать мечом, чтоб здравую часть не задело.

        Есть полубоги у нас, божества наши сельские; нимфы,

        Фавны, сатиры и гор обитатели диких — сильваны.

        Если мы их до сих пор не почтили жилищем на небе,

195 Землю мы отдали им и на ней разрешим оставаться.

        Но, о Всевышние! Все же довольно ль они безопасны,

        Ежели мне самому, и вас и перуна владыке,

        Козни строить посмел Ликаон, прославленный зверством?»

        Затрепетали тут все и дерзкого требуют с жарким

200 Рвеньем. Так было, когда осмелился сброд нечестивый[27]

        Римское имя залить в неистовстве — Цезаря кровью.

        Ужасом был поражен, что громом, при этом паденье

        Род человеческий, вся содрогнулась вселенная страхом.

        Столь же отрадна тебе твоих близких преданность, Август,

205 Сколь Громовержцу — богов благоверность. Лишь голосом он и рукою

        Ропот вокруг подавил, все снова безмолвными стали.

        Только лишь кончился крик, подавлен владыки величьем,

        Сызнова речью такой прервал Юпитер молчанье:

        «Он уже кару понес, и об этом оставьте заботу.

210 Что совершил он и как был наказан, о том сообщу я:

        Наших достигла ушей недобрая времени слава.

        Чая, что ложна она, с вершины спускаюсь Олимпа,

        Обозреваю я — бог в человеческом облике — землю.

        Долго б пришлось исчислять, как много повсюду нашел я