К счастью, самомнение Ричарда не знало меры: король не углядел в восторге лучника никакой насмешки... А тут Стивен Коулт наконец сделал выстрел, и почти сразу вслед за ним выстрелил Дир, что определило второго финалиста. Им стал стрелок из Йоркшира, который, как и Форест, попал в середину внутреннего круга мишени. Стрела же Стивена Коулта угодила ближе к краю, и лесник с угрюмым видом покинул ристалище, не ответив на многословные утешения Арнольда Фореста. Я в двадцатый раз за сегодняшний день мысленно пожелал Робину придержать болтливый язык: если бывший лесник решит, что над ним издеваются, и во всеуслышание отречется от родственных уз со своим чересчур метким и чересчур говорливым шурином...
На этом месте я сердито оборвал свои мысли.
Коулт был с нами без году неделю, но с той минуты, как он стал одним из «волчьих голов», он заслуживал такого же доверия, как и все остальные шервудские аутло. Сила вольных стрелков заключалась в их единстве, в нашей стае все всегда стояли друг за друга и полностью друг другу доверяли — может быть, потому нас оставалось так мало. Не раз и не два Л оке л и давал от ворот поворот тем, кто пытался присоединиться к шервудской шайке; иногда аутло бывали единодушны в своем нежелании иметь дело с очередным претендентом в вольные стрелки, иногда не понимали, чем парень не приглянулся Робину, но никогда не оспаривали решение вожака. Все знали: у Локсли на людей особый нюх, поэтому, если Робин принял Коулта, значит, папплвикский лесник стоил того.
Под звуки рога маршал торжественно возвестил о начале последней схватки.
Форест и Дир натянули перчатки и внимательно осмотрели тетиву своих луков; Дир пустил былинку по ветру, чтобы узнать его направление.
— Давай, Адди! Покажи этому уроду, как нужно стрелять! — закричали в толпе.
Конечно, все воины Хантингдона желали победы своему земляку, а тип из Дербишира был чужаком как для них, так и для местных жителей, поэтому Фореста поддержали всего несколько ободряющих голосов. В любом сборище всегда найдутся люди, которые по каким-то причинам ставят на аутсайдера. Мне волей-неволей приходилось держать рот на замке, зато Коулт рявкнул, что его шурин сам покажет кому угодно, как надо стрелять! Похоже, он и вправду был хорошим парнем, этот бывший королевский «пес».
На сей раз обоим лучникам предстояло стрелять по одной мишени, и тот из них, кто попал бы ближе к центру, стал бы победителем.
В прежних турах Форест всегда пускал стрелу быстрее всех соперников, но теперь он тоже не торопился. Тщательно смазал салом перчатку на правой руке, поправил наплечник на левой и оценивающе посмотрел на мишень.
Не сводя глаз с Локсли и в то же время умудряясь держать в поле зрения трибуну, я увидел, как Робин поднял руку, чтобы потереть плечо... и как совсем было приунывший шериф встрепенулся, жадно впившись в него глазами. Нет, дьявольщина, только не это!
Закусив губу, я потянулся к луку, висевшему у меня за спиной. Вот он — шанс попасть в историю, о котором я вовсе не мечтал. Но если дела примут крутой оборот, другой возможности вырваться отсюда, кроме как угрожая жизни «великого короля», я не видел. Вполне возможно, что и это не сработает, однако пусть шериф даже не мечтает просто-напросто схватить нас за шкирки и посадить в мешок! Лучше уж быть изрубленным на куски, чем попасть живьем в лапы старому Губерту...
Продолжая растирать плечо, Робин скользнул взглядом по толпе, встретился со мной глазами и поспешно бросил руку вниз. Надеюсь, он успел увидеть не только мой свирепый оскал, но и мое ободряющее подмигивание; каким-то образом я ухитрился совместить то и другое.
С точки зрения здравого смысла мне полагалось бы желать Локсли проигрыша, но мой здравый смысл давным-давно уполз на самые дальние позиции, а занявший его место авантюризм вдохновенно орал: «Банзай!» Брат Тук был абсолютно прав — безумие заразительно. Я доказывал это уже одним своим присутствием здесь.
Шериф наконец перестал изображать из себя гончую, сделавшую стойку на дичь, и я с огромным облегчением вернул лук за спину. Если мы вырвемся отсюда живыми, я буду поить Тука всю следующую неделю... Нет, весь следующий месяц!
Дир наконец выстрелил, и над полем пронесся радостный вопль йоркширцев: их земляк угодил прямехонько в центр мишени. При таком ветре и на таком расстоянии достижение лучника из Викфилда можно было считать настоящим подвигом.
Отовсюду посыпался град насмешек и предложений не валять дурака, состязаясь с земляком самого Робина Гуда, когда Арнольд Форест тоже поднял лук.
Но шум на поле мгновенно смолк, как только лучник из Дерби пустил стрелу. Разговоры на трибуне прекратились, королевский менестрель, давно со скучающим видом терзавший струны, забыл взять новый аккорд, помощники маршала, наплевав на свое достоинство, наперегонки кинулись к мишени.
Сняв доску с треноги, они потащили ее начальнику, и, когда мишень проносили вдоль барьера, люди лезли друг другу на плечи, чтобы лучше разглядеть торчащие из нее стрелы. Над полем снова поднялся гомон, который все крепчал по мере того, как зрители убеждались — стрела Фореста с серым гусиным оперением воткнулась впритык к своей соседке, чье оперение было выкрашено в синий цвет.
Такой невероятный успех привлек внимание самого короля: отвлекшись от беседы с Хантингдоном, Ричард что-то проговорил по-французски.
— Государь спрашивает тебя, лучник, под чьим началом ты служил в Палестине, — быстро перевел констебль Роже.
Уже в который раз я перестал дышать, но Робин, отвесив глубокий поклон в сторону трибуны, отвечал так же словоохотливо, как прежде:
— Я был лучником у сэра Эдвина По, да упокоит Господь его душу — потому как мой господин возьми да помри от горячки еще по пути в Святую Землю, вот почти все мои товарищи и завернули домой, а я в ту пору оказался совсем без денег, черт меня дернул сыграть на корабле в кости с одним прохиндеем, и он обчистил меня до нитки, чтобы ему бесенята поджарили пятки, так что мне не на что было даже вернуться назад, да и не для того я принимал крест, чтобы, значит, возвращаться домой не солоно хлебавши, не повидав чудес Иерусалима, где, говорят, больше золота, чем было в старопрежние времена в сокровищнице царя Соломона, который, по слухам, мог заткнуть за пояс всех евреев Йорка и Лондона...
Форест сделал глубокий вдох и приготовился снова нырнуть в свой рассказ, но констебль, давно уже бросивший попытки перевести королю его скороговорку, сделал болтуну знак замолчать и сказал:
— Государь говорит: если ты докажешь свою меткость следующим выстрелом, он сделает тебя королевским лучником с жалованьем в три марки золотом в год.
Три марки золотом? То бишь один фунт. Может, это и показалось бы богатством какому-нибудь бедному виллану, владеющему одной виргатой земли, но для стрелка такая плата была более чем скромной. Тем более для стрелка, который содержал на жалованье всех королевских лесников Ноттингемшира, платя им гораздо щедрей, чем король только что предложил платить ему самому!
Но Арнольд Форест встретил предложение Ричарда Львиное Сердце взрывом такой неистовой благодарности, как будто государь спас его от неминуемой голодной смерти. Глядя, как Робин кладет бесчисленные поклоны, слушая, как он восхваляет доброту великого короля, я опять начал кусать губы от злости. Неужели он не может удержаться от представления даже сейчас, когда всего один неверный шаг отделяет нас от фола?
«Не выпендривайся, придурок! Выигрывай свою поганую стрелу, и сматываемся поскорее!»
Я резко вздрогнул, когда мне на плечо положили руку, обернулся — и встретился взглядом со Стивеном Коултом.
— Уходи отсюда, Стив, — тихо сказал я.
— А? Но вы...
— Мы — следом за тобой. Подожди в роще, ладно? Иди!
Кивнув, Коулт начал пробираться сквозь толпу. Он был немногословен, этот парень, и отделывался от тех, кто пытался расспросить его насчет поразительно меткого шурина из Дерби, короткими односложными ответами. Скоро Стив пропал из виду, и я снова переключился на то, что происходит на ристалище. Мне стало жарко, когда я увидел, что там происходит.
Мишень опять передвигали на новое место, и помощники маршала уходили с ней все дальше. Только дошагав чуть ли не до самого дальнего конца турнирного поля, они под удивленный гул толпы установили
